Сергей Сидоренко

 

 

Размышления над страницами романа А.Фадеева «Молодая гвардия»

 

 

 

Вставай, страна огромная…

 

Глава 1. Бесконтактная оккупация

 

В рабочую бытовку нашего коммунального предприятия, которое, в числе прочего, занимается уборкой мусора в небольшом украинском городке, кто-то из работников принес выброшенную на мусор книгу Александра Фадеева «Молодая гвардия».

Книга эта – для тех, кто понимал, — была более чем актуальной: в ней рассказывалось об оккупации, — к тому же – об оккупации на Украине, — где, на протяжении последнего столетия, западными завоевателями всякий раз разыгрывается примерно один и тот же сценарий.

Правда, в нынешнем своем варианте этот сценарий реализуется в несколько непривычном, «творчески переработанном», виде, — позволяющем всем вовлеченным в эту масштабную постановку явственно ощутить дыхание «последних времен». Суть новации в том, что в очередной своей попытке нас поработить, западные завоеватели всю мощь своих «орудий» направляют уже не на бренные наши тела, как прежде, а, в первую очередь, на наши души. Для наших же тел, приговоренных ими к погибели, они, наоборот, провозгласили право на всяческие «наслаждения». Поэтому столь многие, увлеченные раздольем, открывающимся для всевозможных телесных наслаждений, не замечают ведущейся против них войны – и выбрасывают на мусор книги, подобные «Молодой гвардии», считая их ненужными. Хотя, о том, что и для наших тел эта невидимая война не проходит бесследно – не так-то трудно догадаться «по плодам»: человеческие потери населения Украины, начиная с 1991- го года, — более 7 миллионов – вполне сопоставимы с потерями этого населения в годы Великой отечественной войны (в различных источниках приводятся цифры от 5 до 8 миллионов человек), когда, в отличие от наших дней, враги стреляли по нашим людям из пушек и всякого другого оружия, и сыпали на их головы бомбы.

Впрочем, не все в наши дни столь безразлично относятся к литературе о Великой войне. В последние годы стало как-то заметно, что многие знакомые, в том числе и люди довольно молодые, начали живо интересоваться книгами о войне, о боевом пути выдающихся ее участников, о подробностях и перипетиях тех или иных ее важнейших событий, о партизанском движении…

Кстати, вспоминая свое «детство и отрочество», прошедшее в «застойные» годы, должен сказать, что в ту пору книгами о войне молодежь интересовалась мало – несмотря на то, что коммунистическая власть уделяла большое внимание тому, что тогда называлось «военно-патриотическим воспитанием».

Причина, возможно, в том, что в те годы честные книги, содержащие правдивые и ценные свидетельства о Великой Отечественной войне, совершенно терялись в огромном потоке книжной макулатуры, наштампованной предприимчивыми литературными деятелями, специализировавшимися на этой тематике, и формально соответствующей всем требованиям, которые выдвигала власть к литературным произведениям об этой войне. И тогдашняя молодежь, не чувствовавшая по тому времени особой актуальности этой литературы, не очень-то желала брать на себя труд разбираться в этом потоке.

Теперь же – те, кто сознают актуальность этой литературы – готовы, даже в дошедших до нашего времени остатках этого потока, выискивать крупицы бесценной правды…

 

В начале романа Фадеев подробно описывает, как и с какими чувствами жители Краснодона, после того как наша армия оставила этот город, ожидали появления оккупантов; как оккупанты, появились сначала на гребне холма за городом — в виде движущейся темной ленты, оказавшейся отрядом мотоциклистов, которые проехали в город и вскоре возвратились обратно, – после чего, из-за горизонта, в город потянулась нескончаемая колонна вражеского транспорта, издали похожая на вползающую в город змею; как растекшиеся по городу чужеземные солдаты, в серых мундирах и с непривычным для русского уха резким говором, стали заселять дома горожан, стрелять по всему городу собак и рубить кусты в заселяемых усадьбах, боясь, что за кустами могут спрятаться партизаны; как заполнившие город оккупанты грабили, бесчинствовали, убивали…

У нас же – всего этого не было…

Особенностью нынешней оккупации, о которой большинство оккупированного населения даже и не догадывается, является новый, бесконтактный, метод управления оккупированной территорией. Этот метод — дистанционного управления извне – не что иное, как одно из новейших достижений прогресса, творчески перенесенное нашими историческими противниками из сферы технической – в общественно-политическую жизнь.

Все это, в некотором роде, можно сравнить с тем путем развития, который прошла на наших глазах привычная всем телевизионная техника. Ведь сравнительно еще недавно, «на заре телевидения», чтобы включить телевизор, нужно было взять в руку телевизионный шнур с вилкой и, подойдя со шнуром к розетке, сунуть вилку в розетку. Теперь же обладателю телевизора, чтобы получить из него «информационно-развлекательный продукт», достаточно, не поднимаясь с дивана, направить на телевизор пульт и нажать на этом пульте нужную кнопку.

Примерно таким же методом управляются в наши дни и оккупированные территории: вместо ставшего ненужным непосредственного контакта – используются денежные потоки и питаемое этими потоками «общественное мнение».

Правда, вся эта система рассчитана на «социум», состоящий из особей, лишенных всяких «отвлеченных рассуждений», — для которых направление и интенсивность их деятельности напрямую и исключительно зависят от источника и суммы поступаемых к ним денежных потоков. Но формированию именно такого «социума» как раз успешно служит вышеупомянутый телевизор, на протяжении последнего столетия заменивший в наших домах иконы. (И, попутно заметим, чтобы разрушить всю эту хитроумную технологию – нужно, соответственно, вместо телевизоров – снова обратиться к иконам).

В нашем случае, система контроля над оккупированной территорией осуществляется следующим, примерно, образом: «туземной администрации» дается своего рода «карт-бланш» на то, чтобы творить все, что ей вздумается – воровать, самоуправничать, сколько угодно попирать всяческие права порабощенного населения – с одним лишь условием: не делать ничего такого, что могло бы ослабить геополитический и экономический контроль оккупантов над захваченной территорией. В случае с Украиной – главное требование оккупантов к ее «туземной администрации» состоит в недопущении участия Украины в объединительных процессах на пространстве искусственно разделенной нашей великой страны. Поэтому наши «туземные власти» изо всех сил стараются насаждать в подчиненном им населении дух отчуждения от других частей прежде единого целого и поощрять все то, что служит нашему разделению, в стремлении сделать это разделение необратимым. К этому примешивается и раздавшееся самомнение наших вознесенных «в князи» правителей, их детская привязанность к атрибутам власти и нежелание расставаться с этими любимыми «игрушками».

Что же касается всех безобразий, творимых «туземными правителями» на вверенной им территории, — то они оккупантам лишь на руку: ибо тогда гораздо легче добиться от всякого такого правителя нужного послушания, и очень удобно, в случае необходимости, снять такого правителя, причем руками самого порабощенного народа, под торжествующее улюлюканье толп, конфисковав при этом в свою пользу все, этим правителем, «нажитое непосильным трудом».

Кстати, точно также поступают и высшие «туземные власти» по отношению к подчиненным им «властям на местах», — которым тоже позволено делать все что угодно, при условии четкого соблюдения навязанных оккупантом «законов» и строгой подчиненности вышестоящему начальству (часто подкрепленной всевозможными «бизнес-схемами»). Благодаря всему этому создается надежная «беспроводная» связь от того самого «пульта с кнопкой», находящегося за океаном, — и до всякого мелкого нашего начальника, то есть, некая «вертикаль», построенная на принципах, угодных тем, у кого в руках «пульт».

Если же любой, самый мелкий, начальник окажется плохим проводником упомянутой руководящей воли, передаваемой сверху вниз – то его нетрудно сместить. И сделать это будет гораздо легче, если он, как от него и требуется, погрязнет в воровстве и во всевозможных злоупотреблениях, — поощряемый к тому личным примером вышестоящего руководства и насаждаемой в обществе через СМИ системой ценностей и стандартов.

Кстати, ко всевозможному воровству, в разных формах, негласно подталкивается и все население – от «рабочих и служащих» до врачей, учителей и самих «блюстителей закона», — что дает «моральное право» всем «избранным» воровать по-крупному и позволяет держать в повиновении всякого, у кого «рыльце в пуху». Благодаря этому, чуть ли не вся «держава» оказывается повязанной некой «круговой порукой» и всякий нашкодивший становится заинтересованным в незыблемости существующего положения.

Подобного рода дистанционный, бесконтактный, метод управления порабощенными народами имеет для оккупантов многие преимущества перед теми способами управления оккупированными территориями, которые применялись оккупантами в прошлой войне. Важно для них уже то, что теперь для захвата и удержания под контролем нашей территории для них нет уже необходимости жертвовать жизнями своих солдат и подвергать себя дискомфорту, связанному с особенностями нашего сурового климата и нашего непривычного для них быта.

Заодно оккупанты избавляют себя и от необходимости нести ответственность за то, что происходит на порабощенной ими территории. Вся ответственность перекладывается на «туземные власти», служащие, на самом деле, не более чем декорацией, — и, в конечном итоге, на сам народ, вовлеченный в процедуру избрания этих властей.

Однако главнейшим преимуществом нынешних оккупантов является дезориентация оккупированного народа, невозможность для него понять, кто против него воюет. А это позволяет поработителям исключить для себя опасность повсеместного всенародного сопротивления…

Ведь раньше, когда оккупанты присутствовали на нашей земле осязаемо – сколько не называй наступившие перемены всякими благообразными словами – «независимостью», «демократией», «свободой»… — всем было ясно, что происходит, и видно безо всяких помех: кто оккупанты, зачем они пришли, и кто их пособники…

Теперь же оккупированный наш народ пребывает в уверенности, что он сам управляет собственной судьбой. Избранные им правители заявляют о строительстве независимой державы, и имитируют полноценную самодостаточную государственную жизнь, со всей надлежащей державной атрибутикой – флагом, гербом, гимном, собственной валютой и прочим… Правители все время что-то говорят о каких-то своих хозяйственных прожектах и рисуют радужные перспективы, парламент без устали принимает какие-то законы… Народ же – видя перед своими глазами повсеместный развал, всеобщее обнищание и деградацию – объясняет все это тем, что он, будто бы на этот раз ошибся и выбрал не тех правителей…

Однако и все новые, выбранные народом правители, немедленно встраиваются оккупантами во все ту же «дистанционную систему», получают «карт-бланш» на «кормление» «сравнительно честными», как говорил Остап Бендер, способами – и, одновременно, те самые условия своего пребывания у «корыта». Припав же к «денежным потокам», в той или иной их форме, и ощутив их пленительный вкус (зачерпнув из этих «потоков» сколько возможно и наполнив этим все свои «емкости»), — новоизбранные правители и пришедшая с ними «элита», — так же как и их предшественники, — становятся кровно заинтересованными в незыблемости глобальной долларовой пирамиды и построенной на долларовых потоках «дистанционной системы» управления территориями. То, к чему они жадно припали — постепенно проникает в кровь их и в плоть, преобразуя все естество; дополнительной же гарантией их послушания является то, что, по предварительным условиям, те самые «емкости» с зачерпнутым из «потоков» хранятся у тех, у кого в руках «пульт»…

 

Таким образом, нынешние оккупанты исправили ошибку своих предшественников. Ведь накануне Великой Отечественной войны у многих граждан нашей страны было немало причин быть недовольными советской властью и воспринимать тех, кто пришли на нашу землю – как избавителей от многих ужасов коммунистического режима. В связи с этим многие из них поначалу рисовали в своем сознании различные, тактического плана, компромиссные схемы по возможному взаимодействию с этой силой. Однако, когда явившиеся к нам немцы заняли населенные пункты и предстали перед оккупированным населением «во всей красе», так что все воочию убедились, чего они хотят, – то подавляющее большинство наших людей сделало однозначный выбор.

Наверное, если бы и сейчас пресловутый «новый мировой порядок» явился бы к нам не скрытно, в виде сладкой и липкой лжи, незаметно проникающей в каждую душу, — а ввалился бы к нам в открытую, с громыханием военной техники и с наглыми мордами оккупантов, с разрывами бомб и снарядов; когда бы все эти Биллы, Джорджи и Бараки, Хиллари и Кандолизы… — вместо лицемерных улыбок – явили бы нам свой звериный оскал; когда бы все погибшие в нынешней войне и усеявшие своими могилами наши кладбища – погибали бы не тихонько, каждый в своем уголке, а на наших глазах – прошитые пулями или разорванными на части вражескими снарядами… — тогда бы и наша реакция на нынешнюю, ведущуюся против нас войну, думается, была бы другой.

 

Теперь же, чтобы мы не видели падающих рядом с нами жертв – нам вот уже два десятилетия крутят перед глазами яркий телевизионный калейдоскоп, — в котором бесконечные сериалы сменяются шутками юмористов и проделками неутомимых затейников, вперемешку со всякими соблазнительными картинками и всем тем, что дергает за ниточки наших страстей, — заставляя нас, не отрываясь, смотреть в этот калейдоскоп…

 

Благодаря всему этому, мы даже и не заметили, когда эта оккупация началась…

 

 

Глава 2. Черты узнаваемости

 

Мы помним, как во времена «перестройки» наша власть заговорила о прекращении конфронтации с Западом. И как на Западе все тоже заговорили про дружбу. Помним, как проходили дружественные встречи лидеров двух сверхдержав, сопровождавшиеся всякими, этих лидеров, взаимными реверансами… Помним охватившую весь мир невероятную популярность нашего «миролюбивого» генерального секретаря…

И возобладавшее в нашем обществе движение к открытости, к отказу от вражды с Америкой…

Помним также всеобщий жадный интерес к изучению «белых пятен» нашей истории, стремление к исправлению допущенных за советские годы ошибок…  И — к покаянию… Да и как же по-другому: после всенародного отречения от всего того, чем жили наши предки на протяжении тысячи лет, после разрушения храмов, после гибели стольких людей…

Вот только о том, что нас кто–то где–то когда-то «победил» – что-то не помнится…  Хотя и время от времени приходилось сталкиваться с утверждением, что будто бы мы «проиграли холодную войну». И это утверждение незаметно, как-то исподтишка, стало проникать в общественное сознание, постепенно становясь общим местом…

И тем не менее, до сих пор, о нашем якобы «поражении» в открытую никто нам не объявлял…

Конечно, о многом можно было и догадаться… Ну что из того, что последний правитель нашей великой страны не был растерзан врагом, как храбрый Каддафи, а получил Нобелевскую премию и звание «лучший немец» —  (и после ему было милостиво предоставлено рекламировать на Западе пиццу и всякие товары народного потребления)? Ведь на иного вождя (хоть он и, по совместительству, «верховный главнокомандующий») – как поется в песне из детского фильма про Буратино — «не нужен нож»… Можно было бы догадаться хотя бы и по тому, что новый, пришедший на смену упомянутому вождю, правитель России — был больше похож на подпоенного водкой медведя, которого хитрый цыган водит на цепи по базару за продетое в нос кольцо — на потеху базарной публики, — заставляя к тому же этого медведя подписывать всякие международные договоры…  Или по тому, что между этими «правлениями» произошло расчленение нашей страны… В результате которого оставшаяся от нее часть, оформленная «правопреемницей» прежнего великого государства, — лишилась половины населения и четверти своих территорий…

Но все равно все это называлось для нас всякими благозвучными и обволакивающими словами – «рыночными реформами», «демократизацией», «независимостью» и прочими… И за все, что с нами происходило, народ исправно голосовал, когда его водили на всевозможные «акты волеизъявления»…

Но, раз нам официально ни о каком нашем «поражении», ни тем более об «оккупации» нашей земли, – никто до сих пор не объявлял, то попробуем все это выяснить сами. Зададимся, к примеру, вопросом, оккупирована ли теперь Украина.

Метод лучше избрать самый надежный – евангельский — «по плодам». А чтобы не ошибиться сравним нынешнее положение на Украине с не оспариваемой никем оккупацией этой территории немецкими войсками в 1941-1944-й годы. В поиске же примет «классического» оккупационного состояния территории – обратимся к роману Фадеева, восполнив недостающее в романе из других источников. В этом смысле роману Фадеева можно вполне доверять: ведь написанный в 1943-1945-х годах, по горячим следам происшедшего, и изданный в 1946-м году, он не мог содержать «бытовых подробностей», существенно идущих вразрез со всем тем, что пережившее оккупацию население Украины совсем недавно видело своими глазами. Тем более, что все переделки романа, к которым его впоследствии вынудила власть, и которые увидели свет во второй редакции романа, вышедшей в 1951-м году, касались лишь недостаточно ярко выраженной, по мнению власти, «руководящей и направляющей роли» Коммунистической партии в борьбе с оккупантами. (Сам Фадеев эти исправления характеризовал так: «Переделываю «Молодую гвардию» на старую»).

Вот, к примеру, некоторые штрихи к характеристике «экономической политики» тогдашних оккупантов, переданные автором через одного из персонажей, старого рабочего паравозостроительного завода:

« — <…> Строили паровозы, строили танки и  пушки,  а  нонче чиним примуса и зажигалки… <…>  А немцы…  —  Он махнул заскорузлым кулаком на маленький сухой руке.  —  Несерьезный народ!.. Плавают мелко и — воры. Поверишь ли, приехало на один завод сразу три хозяина: Крупп,  —  раньше завод был гартмановский, так  его  акции Крупп скупил,  —  управление железных дорог и  электрическая компания — той досталась наша ТЭЦ, ее, правда, наши перед уходом взорвали… Ходили они, ходили по заводу и давай делить его на три части. И смех и грех: разрушенный завод, а они его столбят, как мужики при царе свои полоски, даже поперек дорог, что связывают завод,            ямы порыли, как свиньи.  Поделили, застолбили, и каждый остатки оборудования повез к себе в Германию.  А тем, что помельче да похуже, тем они торгуют направо и налево, как спекулянты на толкучке.  Наши рабочие смеются: «Ну, дал бог хозяев!» [1]

Собеседник старого рабочего высказывает в ответ свое мнение:

« — Мы на селе у себя вот как думаем: ему у нас на Украине промышленность развивать нет никакого расчета,  промышленность у него вся в Германии,  а от нас  ему  нужен хлеб и  уголь.  Украина ему вроде как колония, а  мы  ему — негры…» [2].

В конце разговора старый рабочий выносит по поводу новых хозяев свой «вердикт»:

« —  <…> Не умеют они хозяйничать.  Привыкли срывать с чужих, как жулики,  с того и живут, и думают с такой, прости Господи, культурой покорить весь свет, — глупые звери» [3].

К сожалению, Фадеев мало упоминает о подробностях развития культурно-образовательной сферы на оккупированной территории Украины и об официальной печати тех лет. В романе мы сталкиваемся лишь с тем, что некоторые его персонажи работают при немцах школьными учителями и что в Ворошиловграде седьмым отделом фельдкомендатуры издавалась украиноязычная газета «Нове життя». Газета из номера в номер печатала письма к родным от их угнанных детей — о якобы привольной, сытой жизни в Германии и о хороших заработках. Еще мы находим на страницах романа образцы тогдашней немецкой пропаганды: Фадеев описывает немецкий плакат, на котором «веером расположились фотографии, изображавшие парад немецких войск в Москве, немецких офицеров, купающихся в Неве – у Петропавловской крепости, немецких солдат под руку с нашими девчатами на набережной Сталинграда». [4]

Очень возможно, что причину недостаточного освещения «культурной» жизни при немцах и характера тогдашней печати следует искать не только в том, что описание этих сфер оказалось ненужным автору для изображения того, что он хотел изобразить, но также и в том, что гуманитарная политика немцев на Украине имела немало общего с тем направлением гуманитарной политики, которое развивалось на Украине при коммунистической власти. Речь идет о тотальной украинизации печати и школьного образования, в том числе и в тех регионах, где никогда не говорили по-украински.

Кстати сказать, по интенсивности украинизаторских усилий в различные периоды советской эпохи довольно точно можно определить, настолько наша власть того или иного периода приближалась к тому, чтобы на самом деле быть нашей. Вспомним волны украинизации, происходившие при Ленине (и на протяжении всех 20-х годов), при Хрущеве, при Горбачеве – сравним с теми «плодами», какие принесло правление этих вождей для нашей страны, – и все станет более-менее ясно…

Поэтому — для восполнения недостающих в фадеевском романе сведений – обратимся к другим источникам. Много интересной и актуальной информации содержится, к примеру, в статье Евгения Зарецкого «Языковая доктрина Украины списана у фашистов»[5]. Из этой статьи мы узнаем, что при немцах вопросы языковой и культурной политики на Украине решались в рамках единой доктрины, созданной Георгом Шмидт-Рором, работавшем в секретном социолингвистическом отделении СС и бесследно исчезнувшем в феврале 1945 года. Так как все материалы, связаны с работой этого отделения были уничтожены, то о содержании доктрины можно получить представление из найденных в немецких архивах статей этого «сочинителя доктрин». Для борьбы с Россией Шмидт-Рор предлагал использовать атомизацию общества, культурный отрыв республик СССР от России, насаждение национализма и русофобии… Среди приводимых Зарецким цитат из работы Шмидт-Рора «О необходимости тайного отдела языковой политики», находим такое: «… Союз Советских республик <…> должен быть разложен на свои естественные составляющие — на племена <…>, где это только возможно. Под предлогом права нации на самоопределение необходимо создать этим племенам собственное национальное сознание, которое бы находилось в подчёркнутой оппозиции к русскому. <…> Украинцам необходимо создать свой шрифт <…>, свой словарный запас, сознательно отдаляющий его от русского языка».

Все же содержание упомянутой работы, по мнению Евгения Зарецкого, сводится к следующим основным тезисам:

« — Управление языком — это управление народом. Искусственным введением определённых слов и понятий вполне можно влиять на носителей языка, заставлять их думать и действовать по-другому. Сознательное создание украинского языка создаст соответствующий языку новый народ.

— Расширение сферы распространения определённого языка расширяет и власть народа-носителя этого языка. <…> Можно сократить сферу влияния русских, если заставить украинцев говорить только на украинском.

— Умелая игра на языковых конфликтах в Украине приведёт к «уменьшению национальной энергии» народа.

— Организации, занимающиеся языковой политикой, не должны афишировать свою деятельность, чтоб не вызывать сопротивления со стороны народов…».

Что же касается всевозможных «бытовых подробностей», характеризующих немецкую оккупацию Украины – то довольно любопытные свидетельства находим в публикации дневника профессора Льва Николаева (1898-1954) — выдающегося антрополога и анатома, пережившего фашистскую оккупацию Харькова[6]

Некоторое время спустя после появления в городе немцев, профессор Николаев записывает в своем дневнике:

«1 ноября 1941 г. <…> Организовалась Городская управа в одном из зданий на Сумской улице. Очень странно было видеть впервые после 1918 года жёлто-голубой петлюровский флаг рядом с немецким флагом <…>. В управе появились украинские националисты, говорящие принципиально только по-украински и делающие вид, что они не понимают русского языка. Откуда они взялись? Ведь это бывшие советские люди».

Тут уместно вспомнить «Белую гвардию» Булгакова – о временах первой германской оккупации Малороссии и о сопутствующей ей первой по счету украинизации этого края.  Алексей Турбин, персонаж романа, рассказывает своим собеседникам:

« — <…> Я  позавчера спрашиваю эту каналью, доктора Курицького, он, извольте ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький… Так вот спрашиваю: как по-украински «кот»? Он отвечает: «Кит». Спрашиваю: «А как кит?» А он остановился, вытаращил глаза и молчит. И теперь не кланяется»[7].

Возвратимся снова к дневникам профессора Николаева.  Для начала – еще об «украинской власти»:

«3 ноября 1941 г. <…> А в управе орудуют людишки, которые не способны улучшить положение. Впрочем, они связаны немцами. <…> Вот почему, как мне рассказывали, в управе созываются бесконечные заседания, которые не приводят ни к каким результатам. Люди поговорят и разойдутся. Всё — в руках немцев. А немцы думают только о себе».

Вот еще замечание профессора – о жизни при немцах вообще:

«7 декабря 1941 г. <…> Сейчас, при режиме, созданном немцами, происходит отбор не наиболее умных, не наиболее одарённых или добрых, а наиболее нахальных и беспринципных суб’ектов. Выживут разные спекулянты и аферисты».

А вот – и о тогдашней официальной печати:

«9 декабря 1941 г. <…> Сегодня видел первый номер газетки «Нова Україна». Слева на первой странице красуется трезубец. Редактор — Пётр Сагайдачный. В газете пишут украинские националисты, прославляют немцев и хают не только большевиков, но и всё русское. У украинских националистов — радужные надежды на создание самостоятельной Украины. Идиоты! Они не понимают, что немцы пришли сюда не для создания независимой Украины, а для того, чтобы покорить эту страну. И превратить её в провинцию Германии».

А вот еще такое:

«5 февраля 1942 г. Председатель общества «Просвіта» профессор В. В. Дубровский предложил мне прочесть публичную лекцию на тему: «Антропологические особенности украинского народа». <…> Я <…> предложил прочесть лекцию на иную тему, более актуальную, а именно: «Голод и вызванные им изменения организма». Однако Дубровский замахал руками и сказал мне, что на эту тему читать нельзя. Значит, вопреки очевидности, немцы хотят скрыть, что они принесли нам голод и что много людей умирают от истощения».

А вот еще – весьма узнаваемое:

«29 августа 1942 г. <…> Немцы арестовали обербургомистра, профессора Крамаренко и ряд районных бургомистров. Говорят, что причина арестов — крупные взятки, которые брали все эти чиновники. <…> Украинские националисты, выдвинутые на видные посты, оказались взяточниками и воришками».

Теперь – об украинских «героях»:

«2 сентября 1942 г. В газете «Нова Україна» напечатана статья, в которой восхваляется украинский писатель Хвилевой за то, что в довоенное время, числясь коммунистом, он печатал рассказы, в которых исподтишка ругал и дискредитировал советскую власть. И вот это двурушничество рассматривается как доблесть».

А вот еще – любопытное – по поводу того, за чей счет осуществлялись все эти «перемены»:

«24 октября 1942 г. Годовщина прихода немцев. Казённые восторги в газете. Заставили вывесить флаги. Вчера дворник приходил к нам за простынями для флагов».

Или такое – о месте украинцев в «международном разделении труда»:

«6 ноября 1942 г.  <…> Эта массовая проституция украинских женщин отнюдь не объясняется голодом. Эти женщины не голодали. Они продались из-за духов и драгоценных подарков».

Теперь – снова об «антропологических изысканиях» и об общем направлении развития исторической науки при оккупантах:

«16 декабря 1942 г. Я был вызван в немецкую комендатуру к некоему доктору Рейхелю. Этот «доктор наук» потребовал, чтобы я передал ему 32 черепа, происходящие из Старого Салтова. <…> Доказано, что эти черепа принадлежали хазарам, жившим в VIII—IX вв. нашей эры. <…> Выяснилось, что он решил описать эти черепа заново и доказать, что они принадлежали готам, т. е. германской народности. Отсюда следует вывод, что предки современных немцев жили на Украине уже много веков тому назад, вследствие чего эта страна исторически принадлежит немцам и должна быть превращена в их колонию. <…>. Вот хороший пример того, как немцы фальсифицируют науку с политическими целями».

А теперь – о некоторых итогах той оккупации для Украины:

«22 июня 1943 г. Вторая годовщина войны. Казённые восторги в газете «Нова Україна»! А чему радоваться украинским националистам? Немцы расчленили Украину, отдали Одессу румынам, а сами превратили остаток Украины в немецкую провинцию с гаулейтером Кохом во главе. Как мы далеки от самостийной Украины, о которой мечтали эти господа».

Для тех, кто по всем этим цитатам еще не вполне узнал приметы нынешней украинской жизни – процитирую еще такое, уже из «Молодой гвардии»: «А эти тачки, —  памятны они будут народу на многие годы!  Это тачки не того фасона, чтобы возить глину, на одном колесе, а тачки для разной клади, на двух высоких колесах, — их толкают перед собой,  взявшись руками за поперечину. Тысячи, тысячи людей прошли с ними сквозь весь Донбасс, из конца в конец, и в зной и пыль, и в дождь и грязь, и в мороз и в снег…»[8]. Оказывается, многострадальные наши «кравчучки», считающиеся своего рода «символом» нынешней «нэзалэжности» — бытовая примета не только нашего времени, а являются всякий раз, как приходят к нам оккупанты…

 

Ну а теперь от «бытовых подробностей» — пора, пожалуй, переходить и к «плодам».

Вот заявлял Гитлер, в самом начале той войны, о своих намерениях (на заседании с руководителями Рейха, посвященном политике на территории СССР — 16 июля 1941-го года): «Вообще очень важно поудобней разделить этот огромный пирог, для того чтобы:

— во-первых, им овладеть,

— во-вторых, им руководить,

— в-третьих, его эксплуатировать»[9].

И затем безуспешно пытался всего этого добиться силой оружия.

Теперь же, на Украине, нынешние его последователи, посредством «бесконтактной оккупации», достигли всех этих целей.

Высказывал Гитлер, в одном из своих разговоров (11 апреля 1942-го года), и следующее свое замечание: «Если русские, украинцы, киргизы и другие будут уметь читать и писать, это может нам только повредить»[10]. «Необходимо поддерживать низкий образовательный уровень украинцев. Следовательно, надо применять соответствующую школьную политику. Трехклассные школы уже дают слишком высокое образование…» — вторил ему рейхскомиссар Украины Кох на собрании нацистских чиновников в Ровно (28 августа 1942 года)[11].

Если же мы обратим взор на нынешнее украинское образование, —  когда школьники ходят в школу целых двенадцать лет, но не учатся в ней читать и писать на русском языке, на котором большинство из них думает и говорит, — то обнаружим в таком «образовании» полное воплощение планов Гитлера. Направленность этого «образования» становится еще очевиднее, если учесть, что русский язык появился на нашей земле, — в центре которой стоит Киев, «мать городов русских», — гораздо раньше появления самой Москвы, — чьей якобы «коварной экспансии» приписывают украинизаторы распространение у нас русского языка.

Вот озаботился упоминавшийся уже Эрих Кох, в соответствии со своей занимаемой должностью — рейсхкомисара Украины, — состоянием нашей демографии: «… Надо сделать все, — заявил он на все том же собрании нацистских чиновников в Ровно (28 августа 1942 года), — чтобы снизить высокий демографический рост на этих территориях»[12].

Все намеченное Кохом сегодня с успехом выполнено. С использованием «прогрессивных» средств.

И это притом, что, казалось бы, в наши дни, чуть ли не все внимание наших граждан поглощено всем тем, что связано с «воспроизводством». Казалось бы, вся «нация», от мала и до велика, до такой степени увлечена всевозможными «свершениями» в этой сфере, что оставила ради этого все остальные свои занятия во всех других областях – в хозяйственной, в научной, в культурной… И все это, – начиная почти что со школьной скамьи, — а теперь уже и под водительством школьных программ… И именно этому, напрямую или завуалировано (кому как по вкусу) посвящено огромное число передач нашего телевидения – решительно отодвинув доступ на «голубой экран» всех других тем…

А результаты плачевные…  Именно такие, как хотел Кох.

Учитывая же потери населения Украины – в годы войны (по разным источникам – 5-8 млн.) и сейчас (более 7 млн), – можно делать вывод и о сопоставимости «демографических результатов». Но зато какая теперь достигается заодно экономия снарядов и бомб!

Кох еще вносил, по данному вопросу, следующее «рацпредложение»: «Надо остановить биологическую силу Украины обилием табака и водки». (В беседе с немецкими журналистами в Ровно (21 июня 1943 года))[13].

И в этом теперь преуспели. Можем рапортовать. По данным Всемирной организации охраны здоровья Украина уверенно лидирует в мире по показателю детского и подросткового алкоголизма, с большим отрывом опережая прочие страны.

Угоняли немецкие оккупанты нашу молодежь на работу в Германию – чему посвящено немало страниц романа Фадеева. Молодые люди всячески старались от этого увильнуть… Теперь же дело поставлено так, что нынешние украинские рабы сами разбегаются с Украины, причем – во все стороны… Люди с высшим образованием мечтают сегодня найти неквалифицированную работу в Европе. И готовы там, на чужбине, долгие годы жить, где придется. Жены ради этого оставляют мужей, мужья – жен; матери бросают без присмотра своих детей, а дети тратят заработанное их матерями на то, на что им посоветуют телевизор и интернет…

Профессор Николаев в своих дневниках много пишет о том, что во время войны оккупанты всячески поощряли наших женщин к занятию проституцией – наверное, видя в этом их единственное предназначение. Нынче же украинские женщины – в «международном разделении труда» — прочно «застолбили» за собой эту роль…

Ко всему этому добавилась и новая «отрасль» — вернее, давно забытая старая, возвращающая нас ко временам «недипломатических» к нам «визитов» визитеров из Крымского ханства, — «торговля людьми»…

«Только чтобы никому в голову не взбрело рассказывать по радио покоренным народам об их истории; музыка, музыка, ничего, кроме музыки», — предостерегал своих соратников Гитлер (11 апреля 1942 года)[14].  А если, вместо предлагаемого Гитлером молчания о нашей истории (ведь обязательно забеспокоимся и станем искать: куда, мол, подевалась наша история?), — поступить еще «дальновиднее» — и, в дополнение к непременной музыке, денно и нощно барабанить населению по мозгам, вбивая туда историю лживую, выгодную оккупантам – так это для оккупантов еще лучше!

И тут «переплюнули» Гитлера!

Для оккупантов, после всего достигнутого, очень важно добиться необратимости завоеваний – а для этого им нужна максимальная разделенность порабощенного народа, непрерывные склоки между представителями отчужденных частей прежде единого целого, всеобщая – на духовном уровне – «атомизация» населения, когда каждый – лишь «за себя»…

«Следует избегать создания единых церквей на более-менее обширных русских землях. В наших же интересах, чтобы в каждой деревне была своя собственная секта, со своими представлениями о Боге. Даже если таким образом жители отдельных деревень станут, подобно неграм или индейцам, приверженцами магических культов, мы это можем только приветствовать, поскольку тем самым разъединяющие тенденции в русском пространстве еще более усилятся», —  ораторствовал Гитлер (11 апреля 1942 года)[15]. Тем самым он представал как достойный продолжатель традиционных австрийско-немецких усилий, начатых еще Варфоломеем Копитаром, филологом-славистом и дворцовым библиотекарем в Вене, который, по словам историка Николая Ульянова, «…еще в 40-х годах XIX века работал над планом мирной агрессии в отношении России. Он ставил задачей, чтобы каждая деревня там писала по-своему»[16].

И многое из намеченного – теперь достигнуто. Прежний национальный наш монолит – когда-то незыблемый и несокрушимый – теперь раздроблен на разные «народы», которым предписывается пользоваться разными языками; мы теперь, к тому же, – граждане разных, враждующих друг с другом государств; и, вдобавок,- члены множества партий; и, кроме того, — «верующие» бесчисленных сект, завезенных к нам извне или отпавших от православия; и – на худой конец — фанатические приверженцы разных футбольных команд, всегда готовые к тому, чтобы бесстрашно драться во многотысячных кровавых побоищах с главными своими врагами — болельщиками других футбольных команд…

Особенностью нынешней оккупации является то, что она осуществляется под видом построения на нашей земле «независимого украинского государства».

С оккупантами – вроде бы все ясно… Но как же быть с той злокачественной самостийнической прослойкой в нашем народе, которая прежде сотрудничала всегда с оккупантами, — хотя все эти «национально-свидомые» деятели не могли не знать, как оккупанты относятся к их народу. Они и сегодня исправно выполняют традиционную для них предательскую роль, маскируя поддельной своей «дэржавнистю» полное воплощение новыми оккупантами тех самых планов Гитлера, насчет «овладеть.., руководить.. и эксплуатировать»…

Будучи, по своему рождению, частью великого русского народа, они избрали себе удел, который довольно точно иллюстрируется небольшим эпизодом времен Великой Отечественной войны, рассказ о котором промелькнул в показанном недавно по телевидению фильме, посвященном одной из трагических страниц той войны. В фильме повествовалось о том, как, в начале войны, под Уманью, попали в окружение остатки двух советских армий. Пленные красноармейцы содержались затем в концлагере под открытым небом — в глиняном, десятиметровой глубины, карьере кирпичного завода, длина которого составляла около километра, а ширина — триста метров. Одновременно в этом концлагере, известном как «Уманская яма», находилось около 50 тысяч человек, а за все время там побывали, по разным оценкам, от 75 до 100 тысяч военнопленных. Каждые сутки, от голода, ран и болезней в лагере погибало около ста человек.

И в этом фильме, в числе прочего, мельком рассказали о том, что после посещения Умани Гитлером (27-28 августа 1941-го года), администрации концлагеря был отдан приказ отпустить из концлагеря украинцев, для дальнейшего их использования на предприятиях Германии, чтобы восполнить зияющую убыль немецких рабочих, ушедших на восточный фронт. Для этого нужно было определить, кто из заключенных – «украинцы». Вот тут-то оккупантам и понадобились «национально-свидомые». Чтобы желающие выбраться из лагеря «неукраинцы» не могли выдать себя за «украинцев», всем предлагался «экзамен по украинскому языку». «Экзаменаторы» из числа «национально-свидомых» предлагали тем, кто желал получить право на жизнь, произнести украинские слова «кукурудза» (кукуруза) и «прызьба»[17].  Естественно, что те, кто не являлись «украинцами» в требуемой «экзаменаторами» чистоте – произнести эти слова без искажения не умели…

И в этом – по большому счету – все назначение и украинской государственности в целом, и ее «языковой политики»…

 

 

Глава 3. Оккупированный народ.

 

При всей силе и хитрости оккупантов – все, в конечном итоге, зависит от оккупированного народа. Народ может быть таким, что никакому оккупанту сокрушить его невозможно, а может, наоборот, своим полураспавшимся состоянием притягивать к себе всех желающих воспользоваться легкой добычей.

В прежние времена, когда страна наша была большой, иной раз достаточно было одного взгляда потенциального оккупанта на географическую карту – на наши необъятные просторы, на которых проживал многочисленный народ, готовый по первому зову живот свой положить за «веру, царя и отечество», — чтобы отбить у этого оккупанта охоту связываться с нами.

И если захватчики, накопив сил и собравшись в кучу, все-таки решались нас потревожить – то после всегда об этом жалели.

Теперь же – все по-другому. Хитростью, подлостью и коварством Украину откололи от Русского мира – и она теперь представляет для оккупанта легкую добычу и «легко усвояемую пищу».

И духовное состояние нашего народа – осколка того народа, который прежде горой стоял за «веру, царя и отечество» — тоже не вселяет уверенности в способность его противостоять нависшей над ним смертельной угрозе.

Тем более что сегодня наш народ, ставший жертвой оккупации, в большинстве своем, об этом даже и не подозревает.

К тому же, оказавшийся в таком положении, он фактически лишен элиты. Та, поставленная над ним оккупантом чрезвычайно прожорливая прослойка всевозможных «деятелей» — «государственных», «политических», «творческих», «научных» и прочих, — которая считается сегодня его «элитой» — состоит из его врагов и его предателей.

Во врагов за много столетий постепенно превратились пополняющие нашу «элиту» представители теперешней Галиции – когда-то Червонной Руси. Эта земля много веков назад откололась от русского материка и, — после того как ее поочередно прибивало то к одному, то к другому берегу, — ее народ, под внешним давлением, постепенно утратил и православную веру, и русский язык, и русское имя… Хотя сравнительно еще недавно, полтора столетия назад, этот народ единодушно считал себя русским. Однако именно в эту последнюю сотню с небольшим лет его подвергли особенно жесткому антирусскому отбору: сначала со стороны австро-венгерских властей, дошедших в начале ХХ-го века, по силе «воздействия», и до концлагерей, в которые помещали не желающих переделываться из русских в «украинцы»; затем – в польском государстве; и наконец – в Советском Союзе, — куда присоединили Галицию в 1939-м году, записав население ее «украинцами». Потомки тех, кто за этот период, отрекшись от русского имени, вольно или невольно стали предателями, превратились к нашему времени во врагов Руси, ненавидящих все русское и сознательно борющихся против всех попыток восстановления русского единства.

На население этого края решающее влияние оказывает позиция униатской церкви, – ведущей начало от той части православного духовенства, которое, еще более четырех столетий назад, подвергшись внешнему давлению, тоже сделало предательский выбор. Не надо забывать и о том, что, ко всему прочему, население нынешней Галиции – это потомки тех, кто в двух последних мировых войнах воевали против России.

«Элиту» этой части нынешней Украины представляет выдрессированная врагами нашего отечества и натравленная на все русское, тонкая, но агрессивная, прослойка так называемых «национально-свидомых». Но так как расчесывать в себе зависть, жадность и злобу по отношению к России – занятие необременительное, и к тому же сулящее, как правило, и материальную выгоду, – то неудивительно, что подобные «убеждения» заразительны, и находят себе немало последователей не только в Галиции, но и по всей Украине.

В числе этих последователей немало и людей искренних, кто, впитав отраву этой идеологии незаметно для себя, становится затем ее разносчиком. О трагедии одного из них пишет выдающийся участник партизанского движения времен Великой Отечественной войны и замечательный мемуарист Петр Вершигора в своей книге «Люди с чистой совестью». Однажды в украинском Полесье, при переходе партизанского соединения Ковпака через Кременецкие леса и вскоре после печально памятной «волынской резни», автору довелось столкнуться с одним из таких «национально-свидомых», служившим прежде связным у «борцив за вильну Украйину», и услышать его историю из уст знавшего его человека. Вот что о нем рассказали: «… Он у них образованным считался. Книги про «вильне казацтво» читав. Пошел было даже на повышение… А потом вышел у них приказ: резать поляков…  А у него жена Рузя. Кругом всех вырезали. Он своих на первых порах спас. <…> А тут приехали эти главные. <…> «А ну, дружэ, доказывай нам, что ты щирый украинец…»  И заставили: сначала жинку своими руками… А потом в раж вошли: «И детей рубай!» — говорят.  А он не смог. Так они на его глазах ребятишек кончили.  Он долго потом вроде сумасшедшего был, два раза его из  петли  вынимали.  Така-то у нас тут самостийна Украина! <…> И кто ее выдумал? Не знаете?»[18]

 

Давление, подобное тому, которое обрушилось в свое время на население Галиции, – направлено сегодня на население всей остальной Украины. Те – «по ветру нос держащие» — на основной части Украины, кто соглашаются следовать в предлагаемом русле – тянут пока что лишь на предателей. И только самым проворным из них удается выслужится до настоящих врагов, успев за короткий срок пробежать путь от положения сыновей или внуков тех солдат, которые воевали с фашизмом в годы Великой Отечественной войны – до положения члена или сторонника какой-нибудь нынешней профашистской партии на Украине.

И эти две силы – враги Руси и ее предатели, превращающиеся на наших глазах в ее врагов, – борются сегодня за власть на всех украинских выборах, представая перед избирателями как «оранжевые» и «бело-голубые». И народ, — участвуя в этих выборах, — вынужден выбирать, кто из них лучше… С неизменным, на протяжении уже двадцати лет результатом…

 

Если же говорить о сегодняшней «элите», представляющей преобладающую часть нынешней Украины, – то она, как уже отмечалось, пребывает пока в стадии предательства. Предательство это по большей части осознанное. Ведь трудно предположить, что огромная масса бывшей советской «номенклатуры», которая прежде рьяно осуществляла свои руководящие функции под сводами кабинетов, украшенных серпами, молотами, звездами, ленинскими бюстами и прочей советской символикой, а теперь, зачастую и не меняя своего кабинета, продолжает столь же рьяно руководить в интерьере, «украшенном» трезубцами и желто-синими флагами, — не понимает, что происходит…

Классическим примером столь «непосредственного» восприятия произошедших в стране перемен и своего места в этом процессе – является бывший президент Украины Кравчук. При Советской власти, до 1990-го года, сей политический персонаж, пребывал в должности секретаря ЦК КПУ, заведуя идеологическим отделом, одним из главных направлений деятельности которого была борьба против самостийнической идеологии, символизируемой трезубцами, – а после «смены декораций», по младенческой своей невинности, даже и не заметил, как чудесным образом «переквалифицировался» на руководителя государства, в котором трезубец стал главным символом. По крайней мере, по сегодняшнему поведению этого знакового персонажа, совершенно не видно, что его головокружительный переворот «с ног на голову» — как-то на нем отразился.

Он в этом не одинок. После оккупации нашей страны, вся наша «нэзалэжна элита» – почти поголовно состояла из бывших «марксистов-ленинистов», разбавленных редкими вкраплениями «убежденных врагов коммунизма» из числа украинской интеллигенции, — ставших таковыми несколькими годами раньше своих партийных собратьев – с началом «перестройки». И если сегодня, в нынешней украинской «элите», ряды выкормышей «марксизма-ленинизма» стали редеть – то только по причине неумолимого времени: все-таки прошло больше двадцати лет – и возраст уже не позволяет им столь же крепко цепляться слабеющими руками за трезубец – как когда-то, в буйной советской молодости, они держались за серп и молот.

Похожий путь прошли и вузовские преподаватели истории и прочих «общественных дисциплин», вкупе со школьными учителями этих предметов, — массово и «во мгновение ока», мимикрировавшие из красного в «жовто-блакытный» цвет.

Подобным же образом сменило окраску и подавляющее число военных, которых народ кормит в мирное время на случай могущей возникнуть опасности для страны, и которые, когда возникла та самая опасность, не моргнув глазом, стали служить новым странам, враждебно настроенным к их прежней стране.

И представители «доблестных» наших спецслужб…

И, самое поразительное, – всякий раз во время очередных помпезных державных мероприятий – когда руководители нашего как бы «самостийного государства» просто-таки утопают в «жовто-блакытных», когда-то петлюровских и бандеровских, флагах, в тех самых трезубцах и прочей подобной символике, и в соответствующем музыкальном и словесном сопровождении, – никогда не ощущается недостатка в желающих выступить в роли своего рода «подтанцовки» — из числа убеленных сединами и увешанных боевыми наградами ветеранов войны…

 

В целом же, если сравнить те метаморфозы, которые случились с нашим правящим классом в нынешнее «переломное время» — с поведением нашего руководства в годы Великой отечественной войны, – то мы обнаружим разительное отличие. Наши руководители, в годы войны, за редким исключением, вели себя достойно. Многие из них руководили партизанским сопротивлением или подпольной работой в городах. Достаточно вспомнить хотя бы знаменитого председателя Путивльского горисполкома Сидора Артемьевича Ковпака, возглавляемое которым партизанское соединение прошло более 10 тысяч километров по вражеским тылам, повсеместно громя оккупантов и укрепляя веру оккупированного народа в окончательную нашу победу.

Конечно, при этом нужно учитывать и то, что на все эти действия тогдашние наше начальство получило однозначный приказ из Москвы, тогда как на исходе ХХ-го века, в гибельном 91-м и после, наше правящее сословие получало из Москвы и из своих региональных центров — совершенно другие «месседжи».

Правда, и в годы борьбы с немецкими оккупантами, нашим вождям разных уровней случалось иногда опозориться или оказаться в тени благородной ярости масс — как это произошло в случае с молодогвардейцами, из-за чего партийному руководству после войны пришлось склонять Фадеева к тому, чтобы он добавил в свой роман задним числом некоторое количество «руководящей роли партии».

 

Если же говорить о восприятии немецкой оккупации людьми, от власти далекими, то тогдашние неприкрытые намерения и действия оккупантов, не оставляли возможности для неопределенного к ним отношения, – пусть даже это отношение и не всегда проявлялось в открытую.

Вот как описывает Фадеев восприятие оккупации дядей Олега Кошевого, Николаем Николаевичем, работавшим геологом в тресте: «Ему казалось <…> придется проявить немало изворотливости, чтобы уклониться от службы у немцев.  А он знал, что при всех условиях не пойдет служить к немцам, потому что служить у немцев ему было так же неестественно, как ходить на четвереньках»[19].

 

После того как оккупант подчинил себе нашу «элиту», в сети предательства заталкивают сегодня весь остальной народ. Главное для оккупантов – сделать со всей Украиной то же, что сделали когда-то с Галицией. Превратить когда-то русский народ — в нерусский, а затем и в антирусский. Чтобы вырвать из русского единства эту ключевую в сущностном смысле часть Руси и заставить ее служить антирусским целям.

В нерусском статусе население Украины пребывало все семь советских десятилетий. Но осталась еще память о недавней совместной жизни в едином государстве, в котором «русских» от «украинцев» всерьез никто не разделял, воспринимая их единым народом, (хотя и официально считалось, что народы – разные). Остались бесчисленные переплетения родственных связей, — которые, в последние годы существования России и Украины в виде отдельных государств, стали ослабевать. Остался единый русский язык, на котором еще недавно все разговаривали, считая украинский неким этнографическим довеском и не воспринимая его всерьез. Осталась единая вера…

Правда, к вере – по-настоящему – пришли у нас очень немногие, тогда как сфера использования языка — это та стихия, в которой всякий без исключения человек пребывает на протяжении всего своего дня, – так что неудивительно, что именно на «языковом фронте» враг перешел сегодня в главное наступление.

Поэтому, когда власти новоиспеченной «нэзалэжнойи дэржавы» — «правдами и неправдами» — вынуждают наше население поголовно переходить на украинский язык, то речь тут идет не просто об изучении нового языка, необходимого для работы в новых условиях – подобно тому, как учат, например, русский язык таджики или узбеки, желающие работать в Москве, или учат европейские языки наши гастарбайтеры в Европе. Речь идет – о радикальном, на уровне сознания, искоренении из наших людей русской их сущности.

И некоторая часть населения чутко улавливает это главное требование, выдвигаемое к живущему на Украине человеку нынешними хозяевами мира, — которое соответствует главной, этих хозяев, цели в отношении живущего на Украине народа: сменить ему национальный код, превратить этот народ, крещенный в Древней Руси – из русского в нерусский, и даже – в антирусский.

И самые бессовестные представители нашего народа, — уловив это главное требование – этот главный тест на готовность к перерождению, выдвинутый сегодня нашему человеку, — спешат расписаться в своем соответствии выдвигаемым требованиям. И каждый из них старается «не расслышать» неизбежно возникающий при этом внутренний вопрос: а что если ты (Кучма, Янукович, Азаров, Кличко и миллионы других) – вместе с великим русским словом, данным тебе при рождении, — выплеснешь заодно и тот строй души, который выражается этим словом, и, вместо человеческого сознания, способного к восприятию Слова Божия, душу свою наполнишь тем уродливым и беспомощным блеянием, которым ты потешаешь сегодня сограждан.

— Ничего! Главное, чтобы было ближе к «корыту»! – решает для себя каждый, сделавший такой выбор.

А тем более легко, уже безо всяких угрызений совести, сделать подобный выбор – в пользу «корыта» — тем, кто к нашему народу не принадлежат, а лишь скрываются под украинскими или русскими фамилиями. Именно они, — имеющие склонность к изучению языков, связанную с многовековым пребыванием их предков в рассеянии, среди других народов, с привычкой кочевать из одной страны в другую, – зачастую и составляют передовой и самый агрессивный отряд нынешних «щырых украйинцив». Тут уж ни о каком предательстве говорить не приходится. Тут только хитрость и коварство, пущенные в ход ради того, чтобы приспособиться к внешним условиям существования и, заодно, выполнить свою национальную сверхзадачу: расколоть и тем самим ослабить некогда монолитный русский народ, который своей христианской верой, своим несокрушимым могуществом, а иногда и своим крепким кулаком, – доставлял немало «огорчений» их предкам.

Основная же масса нашего населения обо всем этом даже не рассуждает – и, подчиняясь простейшему инстинкту, нацеливает своих детей на украинское образование (впрочем, выбора, в большинстве случаев, просто нет), — надеясь, что это поможет им «выйты в люды» и не обременяя себя лишними вопросами о том, какие именно это будут «люды». Тут, для сравнения, надо сказать, что при немцах подобный мотив – «выйты в люды» — все-таки не работал. Ибо тогдашний оккупант честно нам признавался, что не считает нас полноценными людьми. Теперешний же оккупант, думая точно так же как прежний, на этот счет предпочитает не распространяться, — и это ему позволяет завлекать в свои сети тех, кто неспособны оторвать свой рассудок от будничной суеты и задуматься над тем, что с нами происходит.

Говоря о переходе на украинский язык как о тесте на предательство нашей страны и нашего народа, необходимо сделать одно уточнение. В наши дни живущему на Украине народу, чтобы окончательно не погибнуть, предстоит разобраться в тех запутанных вопросах, которые наши исторические противники, сменяя друг друга, намеренно запутывали не одно столетие. Едва ли не главный из этих вопросов: какой именно язык следует считать родным населению этой земли, — которая еще столетие назад называлась Малороссией, а до этого – Малой Русью, а до этого – просто Русью. Ведь многие выходцы из нынешней украинской глубинки могут посчитать своим родным языком ту, усвоенную ими с детства русско-польскую языковую смесь, называемую сегодня «украйинською мовою», которая на самом деле представляет собою русский язык в стадии полураспада, и является следствием длительного пребывания населяющего этот край русского человека – под польским владычеством, меняясь своим русско-польским составом от региона к региону… Однако им следует понимать, что дальнейшее развитие их языка – от того его младенческого состояния, которое они «впитали с молоком матери» и от которого они, по этой причине, считают себя не вправе отказываться, – должно идти в сторону современного русского языка. Ведь естественное развитие нашего человека предполагает последовательное постижение, после языка своей местности, того великого литературного языка, в котором собрано культурное и духовное наследие всего Русского мира и который связывает всю Русь воедино, во времени и в пространстве.

Иезуитская хитрость наших исторических противников – в том-то и состоит, чтобы подменить этот великий литературный язык искусственно созданным литературным языком, закрывающим нам доступ к литературному наследию наших предков и к сокровищнице духовного опыта, накопленного нашим народом на протяжении нашей тысячелетней истории.

То есть, все сводится, опять же, к тому самому требованию Гитлера, в соответствии с которым славян не следует учить грамоте.

 

«Молодая гвардия» — роман о молодежи. Молодежь в те времена была верующей – верующей в коммунистическую идею, которую молодые люди получили в советской стране при своем духовном рождении. А вера дает силы отстаивать то, что человек считает истинным. О том же, что коммунистическая идея ложная – народ наш узнал лишь на исходе ХХ-го века, когда эта идея не смогла спасти нашу страну от распада.

О поколении своих персонажей Фадеев писал: «Но кто же в детстве не мечтает о подвиге»[20], – как о том, что естественно и не требует доказательств.

Когда сестра Сергея Тюленина, услышав о его намерении бороться с фашистами, сказала ему со страхом: «Пропадешь ты», — он ей ответил: «Лучше пропасть, чем ихние сапоги лизать или просто так небо коптить»[21].

Теперешнюю же нашу молодежь воспитывает враг. Через телевизор, социальные сети и посредством всяких других, обрушенных на нее технологий.

Нынешняя молодежь не только ничего не знает об оккупационном положении своей страны, но даже лишена возможности об этом догадаться. В отличие от поколений Кравчуков-Драчей и Ющенков-Тимошенок – нынешние молодые люди не совершали предательств. Ничего другого, кроме жизни в «нэзалэжний Украйини» они просто не знают – и воспринимают все, что им внушается – за чистую монету.

Для нашей молодежи врагом намечено: из части ее – сделать для себя послушное орудие, остальных же — «пустить в расход» (при этом каждому «демократически» предоставлено самостоятельно выбрать способ своей погибели: алкоголь, наркотики, СПИД, суицид…) Поэтому нашей молодежи усиленно прививается потребительская психология, – делающая человека беззащитным перед тем набором страстей, которые его, с такого рода жизненными установками, непременно будут подстерегать. И попав на услужливо подсунутые ему «ловушки», человек такого воспитания будет уже не в силах вырваться из вырытой на его пути ямы.

Приобщая наших молодых людей к разным гадостям – их убеждают, что они должны быть такими, какие они есть, не должны «комплексовать» и так далее, — чтобы не вздумали соизмерять навязываемые им поведенческие установки с теми спасительными требованиями, которым наш народ следовал на протяжении своей истории.

И потому коварные разрушители постоянно льстят нашей молодежи, внушая ей, будто она «передовая» и «свободная». А между тем – нет более зависимой и несамостоятельной прослойки в нашем народе, — представители которой, не выработав еще собственного мнения по большинству вопросов – пользуются чужим, им навязанным, и, не зная как поступать в тех или иных случаях, склонны к тому, чтобы быть ведомыми, для чего стремятся сбиваться в толпы. А так как воспитанием нашей молодежи предметно занимается только наши враги – то именно они, под разными «соусами», искусно сбивают нашу молодежь во всевозможные «стаи» — реальные и виртуальные – и используют эти «стаи» в своих целях.

 

Таким образом, наш народ, перед лицом грозящей ему опасности, пребывает в совершенно беззащитном состоянии.

Во-первых, о самой этой опасности он, в подавляющем своем большинстве, даже и не подозревает, а если бы о ней и знал – то, по своему духовному состоянию,  не мог бы с ней совладать. Ведь все предыдущие двадцать лет в душах наших людей усиленно насаждался индивидуализм – с целью превратить их в разрозненные атомы, неспособные ко всякому неэгоистическому действию, к объединению и консолидации, к соборной жизни.

К тому же, мы не можем теперь воспользоваться для своего спасения той идеей, которая помогала бороться молодогвардейцам, давала им силы идти на смерть с пением «Интернационала». Ибо эта, коммунистическая, идея, выражающаяся в лозунге «Все во имя человека, все на благо человека», на исходе ХХ-го века не прошла испытания свободой, — в ходе которого оказалось, что каждый наш индивид в роли этого самого «человека» подразумевает себя. Именно эти, жаждущие «благ», «человеки» — и разобрали «до основания» великую нашу страну: одни хватали «территориальные образования», другие тащили «заводы и параходы», третьи – по мелочам – тянули какую-нибудь деталь с предприятия, а четвертые – «всего лишь» — подленько проголосовали на референдуме за упразднение нашей страны – ради того, чтобы обеспечить себе, как им мечталось, благополучную жизнь «как в Европе». То есть, теперь мы уже не можем, автоматически, снова вступив в компартию и в комсомол, с «Манифестом коммунистической партии» в душе и с пением «Интернационала», гнать с нашей земли врага. В «Манифест» мы больше не верим, ибо знаем на собственном горьком опыте, что в трудную минуту он ничуть не препятствует предательскому побуждению строить «коммунизм» исключительно для себя и за счет остальных трудящихся.

Вдобавок ко всему, наша «элита» состоит теперь исключительно из врагов и предателей.

В таких – «непростых» — условиях, если мы не хотим завершить наше историческое бытие, нам нужно начинать сопротивление.

 

 

Глава 4. Опыт борьбы.

 

Как боролись с врагом молодогвардейцы?

Сопротивление их началось с того, что каждый из них сделал свой осознанный выбор.

Этот выбор хорошо иллюстрируется диалогом молодогвардейца Ивана Земнухова с отцом.

Родители Ивана забеспокоились по поводу того, что он, по их подозрениям, связался с подпольщиками. Отец говорил Ивану: «Ради вас, детей, мы с вашей матерью убили все свои силы <…> А ты сам суешь свою голову в петлю»[22]. И дальше стал склонять сына, чтобы тот устраивался на работу.

На это Иван отвечал: «На кого работать? На немца? Чтобы он наших больше убивал? Вот когда придут наши, я первый пойду работать…»

Отец же кричал свое: «А жрать что? <…> А лучше будет, когда первый из тех, за кого ты радеешь, продаст твою голову? Немцам продаст! Ты знаешь хоть бы людей на нашей улице? Кто чем дышит? А я – знаю!  У них своя забота, своя корысть. Только ты один радетель за всех!»

Но Иван остался непреклонен. Последними его словами в этом споре были: «А поступать все равно буду по совести» [23].

Именно совесть этих ребят стала главным мотивом их поступков. Тут мы соприкасаемся с поразительным феноменом жертвенности тех, кто не верили в загробную жизнь. Ведь после неистовой безбожной пропаганды, на протяжении двадцати лет долбившей разум молодых людей «научным открытием», возвещающим, что будто бы «Бога нет» — эти молодые люди, умирая, не могли уже надеяться на то, что в вечной жизни за свой жертвенный подвиг будут вознаграждены. И потому их жертвенный подвиг – был жертвенным и трагическим вдвойне… И такая жертвенность на прошедшей войне была массовой… Все эти жертвующие собой люди поступали по зову своей души, делая так как подсказывала им их совесть. А душа наша, как говорил Тертуллиан, по природе — христианка.

Впрочем, если вспомнить все те беды, которые нашим людям довелось пережить на протяжении двух десятилетий между большевистской революцией и отечественной войной, то не приходится удивляться тому, что в те годы сама жизнь воздвигала невидимые пределы, ограничивающие возможность атеистической пропаганды.

Все это подтверждается и результатами довоенной переписи, 1937-го года, так огорчившей советских вождей, — в которой большинство населения страны отнесло себя к верующим.

На войне же люди оказываются еще ближе к Богу. Как тут не вспомнить многократно упоминавшееся свидетельство людей, переживших войну – о том, что на войне неверующих не было.

Об этом свидетельствует в своей книге и Фадеев. Когда подпольщица Валя сказала своей обеспокоенной матери: «Неужели ты не понимаешь, что мы не можем жить иначе?» — то лицо ее матери, Марии Андреевны, стало, как пишет Фадеев, «даже вдохновенным». «Дочь моя! Да благословит тебя Бог! – сказала Мария Андреевна, всю жизнь, и в школе и вне школы, занимавшаяся антирелигиозным просвещением. – Да благословит тебя Бог! – сказала она и заплакала».[24]

И видимо это свидетельство Фадеева было настолько несомненно и узнаваемо, что никакой цензуре даже не пришло в голову его вычеркивать.

Это свидетельство Фадеева тем более ценно, что в своей книге он явно предстает перед нами как человек коммунистической веры.

Похоже на то, что именно эти его коммунистические воззрения побуждают его вложить в уста Ульяны Громовой, находящейся в предсмертной камере, восторженное, и явно литературное по своему происхождению, высказывание о лермонтовском Демоне: «…Подумайте, он восстал против самого Бога!»[25], — ведь то, о чем говорилось в фашистских застенках приговоренными к смерти, Фадеев вряд ли мог знать. И это его богоборческое мировоззрение привело его самого в конце жизни к трагическому финалу.

Впрочем, в другом эпизоде, когда люди, согнанные фашистами в яму для массовой казни и, впоследствии, закопанные в ней живыми, перед смертью поют «Интернационал», — Фадееву вполне можно верить. Возможно, это пение «Интернационала» было связано с определенным подбором заключенных – ведь арестовывали, в первую очередь, коммунистов… А может – приговоренные к смерти стали петь «Интернационал», следуя примеру партийного руководителя Матвея Шульги, – чтобы именно таким образом показать оккупантам несокрушимость своего духа…

Как бы там ни было, но из этого трагического эпизода мы можем получить представление о предсмертном духовном состоянии этих героических людей, у которых, в их последнюю минуту, кроме «Интернационала», другого ничего, к сожалению, не нашлось… Но совесть которых была чиста…

Фадееву в этом эпизоде тем более можно верить, что свидетельство о подобном отношении к смерти мы находим и у профессора Николаева, в уже цитированных его дневниках:

« 17 октября 1942 г. <…> По Сумской улице, рядом с базаром, немцы вели около сорока пленных советских матросов. Руки были у них связаны. Они гордо пели «Интернационал» и «Раскинулось море широко». Одного матроса конвойный ударил прикладом, но тот продолжал петь. Люди, глядя на матросов, плакали. Женщины предлагали им хлеба. Но матросы отказывались, говоря, что всё равно их, очевидно, ведут на расстрел»[26].

По дневникам профессора Николаева видно, что и он, в отношении оккупантов и их пособников, сделал свой выбор:

«28 июля 1942 г. С 7 декабря 1941 г. в Харькове издаётся на украинском языке газетка «Нова Україна». Это — орган украинских националистов в сотрудничестве с Гестапо. Газета обливает грязью не только всё, что имеет отношение к коммунизму и к советской власти. Она брызжет слюной на всё русское. Величайшие гении человечества — Пушкин, Достоевский, Горький смешиваются с грязью только потому, что они представители могучей русской литературы. В газете сотрудничают безграмотные писаки.  <…> Прочтя эту статью, мне захотелось написать в редакцию письмо и высмеять незадачливого автора этой статьи. Но затем я подумал, что с врагами во время войны не полемизируют. Их бьют. Придёт время, когда все эти господа <…> ответят перед советской властью. А пока пусть пишут. Чем глупее и безграмотнее, тем лучше»

Выбор профессора выразился в следующем действии:

« 17 августа 1942 г. Сегодня я выполнил моё первое в жизни революционное действие: я разбросал антифашистские прокламации. Написал я их по-немецки печатными буквами и от руки. Я призывал немецких солдат бросить оружие…»

 

В ту войну наше руководство, в массе своей, было еще с народом. И вот как, на страницах романа «Молодая гвардия», предлагал действовать против врага один из тогдашних партийных руководителей, возглавивших сопротивление, Иван Федорович Проценко: «…Есть у них одно слабое место, такое как ни у кого: они – глупые, тупые, все делают по указке, по расписанию, живут и действуют среди народа нашего в полной темноте, ничего не понимая… Вот что надо использовать! Надо это народу объяснить, чтобы он научился их обманывать и не боялся их. Народ надо подбодрить, организовать, — он сам даст из себя силы. Наши люди должны не в лес прятаться, — мы <…> живем в Донбассе! – а идти на шахты, на села, даже в немецкие учреждения – на биржу, в управу, в дирекционы, сельские комендатуры, в полицию, даже в гестапо. Разложить все и вся диверсией, саботажем, беспощадным террором изнутри!.. Маленькие группки из местных жителей – рабочих, селян, молодежи, человек по пять, но повсюду, во всех порах…»[27]

Теперь у нас другое время – оккупация осуществляется руками предателей, в том числе и из числа бывших коммунистических руководителей, которые помогают оккупанту разобраться в том, что ему понять не под силу. Как писал на этот счет в своем дневнике профессор Николаев (7 декабря 1942 г.): «В Институте ортопедии лежал один начальник украинской полиции. При советской власти он тоже где-то служил. Вот благодаря таким предателям и мерзавцам Гестапо хорошо осведомлено об украинских гражданах».

Правда и эти продажные люди, по большому счету, плохо знают свой народ. Многие из них, всей своей «торговой» душой уверовавшие в наше время в «рыночные реформы» — искренне не понимают, почему наш народ не включается с энтузиазмом в «конкурентную борьбу», не желает жить по «законам джунглей», а предпочитает тихо вымирать…

Из рекомендаций товарища Проценко особенно важны его слова по поводу того, что народ наш надо подбодрить и организовать. Народ действительно нужно поддержать, объяснить ему, что происходит, воодушевить отчаявшихся людей, вселить в них уверенность в том, что их оккупационное положение ненормально и временно.

И в этом, пожалуй, главное из того, чего в итоге сумела добиться «Молодая гвардия» всем своим жертвенным подвигом.

Что же касается рекомендации партийного руководителя идти «в немецкие учреждения» ради «саботажа» – то, в нашем случае, можно не сомневаться, что если нынешняя оккупация когда-нибудь счастливо закончится, — первыми навстречу освободителям выбегут всевозможные «кравчуки» – и, в один голос, станут рапортовать, что всем своим поведением на самом деле «саботировали» действия противника…

 

Молодогвардейцы начали свою борьбу с того, что собирали оружие на местах недавних боев. Правда, еще до создания подпольной организации, в самом начале пребывания оккупантов в городе, Сергей Тюленин, по собственному почину, поджег бутылками с зажигательной смесью немецкий штаб, разместившийся в бывшем здании треста.

Потом они откопали зарытые во время эвакуации, в городском парке, шрифты районной типографии, сделали печатный станок, и стали печатать листовки, смысл которых сводился к призыву: «Бейте проклятых оккупантов! Лучше смерть в борьбе, чем жизнь в неволе!». В листовках, в числе прочего, они сообщали согражданам: «Неправда, что немецкие войска идут парадом по Красной площади! Неправда, что немецкие офицеры купаются у Петропавловской крепости! Неправда, что они гуляют с нашими девушками по сталинградским улицам! Неправда, что нет больше на свете Красной Армии, а фронт держат монголы, нанятые англичанами!»

«Все это – неправда, — пишет дальше Фадеев. — Правда в том, что в городе остались свои люди, знающие правду, и они бесстрашно говорят эту единственную правду народу»[28].

Фадеев пишет, с какими трудностями ребятам достались в спешке закопанные в парке остатки шрифта. Часть шрифта немцы обнаружили во время земляных работ и забрали, но какая-то мелочь осталась. И ребята, в течение нескольких дней, под носом у немцев, терпеливо копаясь в земле, выбрали все, что там было. Затем сконструировали маленький печатный станок, украдкой выточив металлические его детали в механическом цехе. Вместо типографской краски была изготовлена некая «оригинальная смесь»… Вот бы тогдашним молодогвардейцам нынешние наши принтеры и ксероксы…

В своих листовках молодогвардейцы сообщали гражданам о положении на фронтах, о котором узнавали из услышанных по радиоприемнику сводок «от Советского Информбюро».

Радиоприемник – с риском для жизни — хранился у Николая Николаевича, дяди Олега Кошевого, под полом дома, прямо под квартировавшими в доме немцами.

Москва тогда билась под Сталинградом – и мало чем могла этим ребятам помочь. Но тогдашняя Москва сама сражалась с оккупантом – и ценность голоса свободной Москвы, с трудом пробивавшегося сквозь шипение и треск радиоприемника, сквозь множество голосов на чужих языках и звуки немецких маршей – трудно было переоценить.

Вот что – о роли Москвы – пишет участник другого, «лесного», сопротивления — знаменитый командир партизанского соединения, Сидор Ковпак, в своей книге «От Путивля до Карпат»:  «…Наши радисты поспешили установить в селе репродуктор, и ожившая Старая Гута услышала Москву. Какая это радость для советского человека — услышать во вражеском тылу голос из Москвы! Артистка какая-нибудь песенку поёт в Москве, а люди здесь слушают её и плачут. Помню одну женщину. Стоит у репродуктора с девочкой на руках, слушает передачу из Москвы и слезы рукой вытирает. Девочка маленькая ещё, ничего не понимает, а тоже кулачком глазки трёт. <…> Москва, Москва родная!

<…> Уже забывалось то время, когда мы сидели в Спадщанском лесу, как моряки, выброшенные бурей на необитаемый остров. Потеря связи с Москвой была, пожалуй, самым тяжёлым из всего, что нам пришлось испытать в тылу врага. Не враг был страшен, а сознание, что Москва стала очень далёкой. Когда мы говорили «Москва» или «Большая земля», в этих словах было всё, что сплачивало нас, разбросанных по лесам среди врагов, в одно целое, что давало нам силы.

Нас очень ободряли успехи, которые мы, партизаны, одерживали в неравных боях с врагом, но ещё большее значение в поднятии боевого духа наших людей, в росте общей уверенности в окончательной победе имело быстрое восстановление временно нарушенной связи с Москвой. В Хинельских лесах мы стали получать сводки Совинформбюро. Сначала получали их <…> из вторых рук, нам приносили их откуда-то из лесу записанными карандашом на клочках бумаги. Иногда в этих записях не всё можно было понять, но как дороги для нас были и несколько слов, принятых из Москвы таинственным радистом. Из этих первых полученных нами в лесу сводок Совинформбюро мы узнали о разгроме немцев под Москвой, и сейчас, когда вспоминаешь Хинельский лес, декабрь 1941 года, кажется, что тогда не было ничего более важного, чем переписка этих сводок, которые мы старались как можно скорее и в возможно большем количестве экземпляров распространить среди населения. Нить, связавшая нас с Москвой, протянулась дальше, в народ, и она делалась всё крепче.

<…> Разрежь советскую землю на тысячи кусочков, а Москва, как магнит, притянет их к себе, сольёт в одно целое»[29].

До этих сведений – о том, что Москва сопротивляется, о победе в битве под Москвой – бродили по лесам разрозненные группы людей, вырвавшихся из окружения и шарахавшихся от каждого звука… А после восстановления незримой, сквозь пространства, связи с Москвой – эти же люди ходили с гордо поднятой головой, ощущая себя хозяевами своей земли, которую они называли не иначе как «временно-оккупированной». Жаль, что нынешняя Москва не хочет ничего передать народу, который сегодня пребывает на временно оккупированных русских территориях, – из того, что он ждет от нее услышать.

 

Из романа «Молодая гвардия» мы узнаем, что за короткий временной период, длившийся от начала сопротивления до героической гибели – молодогвардейцы очень многое успели сделать.

В последний день перед приходом в город немцев, они сумели спрятать часть раненых из военного госпиталя, разместив их по домам жителей Краснодона.

Накануне очередной годовщины Октябрьской революции, развесили по всему городу красные советские флаги, прикрепив у подножья каждого флага кусок белой материи с черной надписью: «Заминировано». Флаги эти провисели с утра до обеда, пока не прибыли из Ворошиловграда минеры.

В этот же день, в честь праздника, выдали денежное вспомоществование некоторым, находящимся в наиболее бедственном положении, семьям фронтовиков. Средства для этого добывали, в основном, посредством продажи из-под полы папирос, спичек, белья, разных продуктов, особенно спирта, которые они похищали с немецких грузовых машин.

А вражеские флаги – наоборот – срывали. Фадеев не пишет, но, полагаю, не больше почтения они проявляли и к той «самостийной» символике, которой «украшает» себя нынешний, установленный на Украине, «порядок», и которая во времена молодогвардейцев не оставляла сомнений в ее назначении и происхождении.

А известному в городе предателю, пособнику оккупантов – Игнату Фомину — незаметно повесили на спину листок, на котором большими печатными буквами было выведено: «Ты продаёшь наших людей немцам за кусок колбасы, за глоток водки и за пачку махорки. А заплатишь своей подлой жизнью. Берегись!» — и он, с этой надписью ходил по базару и затем проследовал из базара в полицию.

Еще — сожгли биржу, занимавшуюся отправкой молодых людей на работу Германию, вместе со всеми списками приговоренных к отправке невольников.

Еще — освободили военнопленных, содержащихся в охраняемом бараке.

Еще — казнили – «именем Союза Советских Социалистических республик» — пособника оккупантов Игната Фомина, на совести которого были жизни многих погубленных им людей, — прочитав ему перед смертью приговор «народного трибунала» и прикрепив ему на груди бумажку, объяснявшую горожанам, за какое преступление он казнен.

Еще — организовали три постоянные боевые группы. Одна группа – на одной дороге — нападала на легковые машины с немецкими офицерами; вторая – на другой дороге – нападала на машины-цистерны, уничтожала водителей и охрану, а бензин выпускала в землю; третья группа – задерживала немецкие грузовые машины с оружием, продовольствием, обмундированием и охотилась за отбившимися и отставшими немецкими солдатами, в том числе и в самом городе…

 

Но если соизмерить все эти героические и жертвенные подвиги с нынешним нашим положением и состоянием – то окажется, что их уже, по степени нашего закабаления, недостаточно. Все это как внешние средства – лекарства, припарки или даже хирургическое вмешательство – для организма, который тяжело внутренне поражен, в котором гибельная болезнь проникла в плоть и в кровь, не оставив почти нигде здорового места.

Приходится со стыдом признать, что всех этих жертвенных подвигов народу нашему хватило лишь на сорок лет – достаточных, как оказалось, не только для моисеевого исцеления народа от рабства, но и для нашего обратного погружения в рабство после нашей великой победы. И, после ослабления «врачебного натиска», гангрена индивидуализма – прямого следствия материалистического воспитания – перешла в наступление и разрушила организм народа.

Поэтому – у нас теперь положение сложнее. Нам сейчас, в отличие от молодогвардейцев, непонятно куда стрелять. Нынешняя наша беда в том, что чуть ли не в каждом из нас сидит «предатель Игнат Фомин», готовый продать все, на чем держится наша жизнь – «за кусок колбасы, за глоток водки и за пачку махорки». Беда в том, что те самые «сводки Информбюро» — теперь некому передавать и некому получать…

Нынешняя война – другая. Враг достигает своего, нацелившись на нашу душу, добиваясь нашего духовного разложения. Поэтому и бороться надо, – исправляя души, – через православную веру.

Ведь, по большому счету, главный наш оккупант, – оккупировавший наши души, – тот самый змий, который в начале библейской истории соблазнил Еву, уговорив ее вкусить от древа познания добра и зла, чтобы «стать как боги». Но так как всем прежним нашим поколениям, в 1917-м году, объявили, что «Бога нет», и аннулировали весь тот путь, который прошло человечество от Адама и Евы до наших дней, — то нас снова подвели к тому самому древу и убеждают вкусить запретных плодов – чтобы «стать как боги». Чтобы мы, не ведая о том отрицательном опыте, который приобрело человечество посредством вкушения запретных плодов, – снова послушно наступали на все те же грабли, на которые наступало человечество от Евы до наших дней.

Поэтому – по-настоящему исцелить народное тело можно лишь через исцеление народной души.

У нас есть святая церковь. И мы можем исцелиться через воцерковление каждого и возрождение православных общин. Через постепенный переход к решению ими воспитательных, образовательных, хозяйственных, социальных и даже оборонных задач. Через консолидацию этих общин и сращение их в единое соборное целое. Чтобы здоровые силы в народном организме со временем вытеснили из него все больное и чужеродное.

И только тогда можно надеяться, что мы дождемся часа, подобного тому, которого дождался когда-то харьковский профессор Николаев, записавший однажды в своем дневнике:

«Немцы панически бегут. Последние автомобили покидают Харьков. <…> «Щирые» украинцы, люди служившие у немцев, спекулянты и крупные торговцы эвакуируются в панике. Население ждёт с нетерпением советских войск».

То, что нужно сделать для спасения – трудно и кажется невозможным. Это даже труднее, чем пускать под откос вражеские эшелоны.

Но — с нами Бог. Кого убоимся.

 

                                                                                                            (2013).

Опубликовано 11-20 .03.2013 на сайте «Созидатель»

 

[1] Цитируется по изданию: А.Фадеев, «Молодая гвардия», Луганск: Промпечать, 2007, (переиздание первой редакции романа, вышедшей в 1946-м году), с.305-306.

[2] Там же, с. 306.

[3] Там же, с. 307.

[4] Там же, с. 311.

[5] http://www.dazzle.ru/antifascism/ezyducuf.shtml

[6] http://magazines.russ.ru/sp/2010/12/ni8.html

[7] Булгаков М.А. Избр. произв.: В 2 т. Т.1 – К.: Дніпро, 1989, с.57.

[8] А. Фадеев. Указ. соч., с.311.

[9] Цит. по книге «Документы изобличают», Киев-2005, с.74.

[10] Там же, с.76.

[11] Там же, с.76.

[12] Там же, с.76.

[13] Там же, с.77.

[14] http://pobeda.oper.ru/news/read.php?t=1051610575

[15] Там же.

[16] Н.И.Ульянов, Происхождение украинского сепаратизма, М, «Индрик», 1996 г., с.241.

[17] «Прызьба» (укр.) —  невысокое земляная «ступенька», окружавшая извне традиционную украинскую хату, служившая для утепления хаты, для сушки разных сельхозпродуктов, а также — местом отдыха хозяев

[18] http://www.lib.ru/MEMUARY/WERSHIGORA/kovpak.txt

[19]А. Фадеев. Указ. соч., с.170.

 

[20] Там же, с.102.

[21] Там же, с.100.

[22] Там же, с.345.

[23] Там же, с.346.

[24] Там же, с.344.

[25] Там же, с.436.

[26] http://magazines.russ.ru/sp/2010/12/ni8.html

[27] А.Фадеев, указ.соч., с.308.

[28] Там же, с. 312.

[29] http://militera.lib.ru/memo/russian/kovpak_sa/05.html