Сергей Сидоренко

 

1

 

Украина – беспокойное место: место, где пересекаются всевозможные пути и дороги, сталкиваются религии, культуры, нации, цивилизации… В наши дни, как и в прошлые времена, никак нельзя проследовать «из варяг в греки», чтобы не остановиться где-нибудь в Полтаве и не отведать бесподобных украинских вареников, наполняя тем самым кошельки полтавских обывателей. Правда, с другой стороны, в случаях, когда «варяги» и «греки» начинали вдруг выяснять между собой отношения, то и бедной Полтаве всякий раз доставалось…

Что и говорить: бойкое место!

Неудивительно, что уникальное положение Украины существенно повлияло и на характер ее обитателей. Им, — чьи предки основали когда-то древнерусское государство, — приходилось столько раз попадать в различные переделки, что на вопрос о том, кто они и откуда, они давно уже предпочитают отвечать в зависимости от обстоятельств и выяснив наперед мнение на сей счет «сильных мира».

Несмотря на то, что предки их были православные русские люди – они к нашему времени умудрились каким-то образом сделаться «украинцами» (побывав до этого еще и «советским народом», а совсем недавно – едва не превратившись в «гуамцев»)..

Всему этому, учитывая беспокойную их историю, вроде бы несложно найти оправдание… В самом деле: то половцы, то татары, то поляки, то турки, то немцы… То с одними приходится дружить против других, то с четвертыми против шестнадцатых… Однако, на протяжении веков, положение на распутье, — между католическим Западом, православным Востоком и мусульманским Югом, да, вдобавок, еще и бок о бок с иудеями — постепенно стало для них привычным, сформировав у них характер, который иначе как распутным не назовешь…

В итоге, совсем запутались…

 

К нынешним временам упомянутая незавидная черта характера приобрела уже все признаки настоящей болезни, всерьез угрожающей самому существованию бедных обитателей этого неспокойного места.

Когда впервые проявились симптомы этой болезни – сказать затруднительно. Похоже, началось это после того как на Русь, — соблазненные наметившимся разобщением ее частей и последовавшим затем взаимным их ослаблением, – нахлынули дикие степные орды, разрушившие «до основания» центральную часть русской державы во главе с древним Киевом – «матерью городов русских». Спасаясь от этой напасти, население центра страны вынуждено было оставить свой когда-то цветущий край и искать более безопасных мест для жизни.

Дальше же получилось, как в песне Высоцкого – о том, как «разошлись пути-дороги вдруг: один — на север, другой — на запад». Население разоренного центра Руси стало активно заселять территории нынешней Центральной России и нынешней Западной Украины, — бывшие прежде периферийными в русской державе.

Начав жить обособленной друг от друга жизнью, эти части некогда единого целого по-разному ответили на угрозу со стороны монгольских завоевателей.

Ушедшие в сторону Запада посчитали главным для себя неприкосновенность своей жизни, внешней свободы и своего имущества – и ради спасения всего этого от завоевателей готовы были даже пожертвовать верой и подчинить свою душу злейшему врагу православия – римскому папе. Тогда как вторые – те, кто ушли на север – больше дорожили своей верой, и предпочли лишиться и имущества, и свободы, и самой жизни – только бы сберечь свою душу.

С тех пор те, кто пожертвовали душой, постепенно стали все хуже различать, кто они, и что для них хорошо, и что – плохо. И всякий раз, когда впоследствии приходилось им делать выбор – выбор они делали такой, от которого упомянутая их болезнь только усугублялась.

 

После разорения Руси русские предки теперешних украинцев несколько столетий жили сначала в литовской, затем в польской державе, превратившись за это время в полурусских-полуполяков. Но так как сами поляки равными их себе не считали и всячески их притесняли, — то с поляками они, в конце концов, разругались.

Разругавшись же, призадумались, как им быть дальше и что для них все-таки выгоднее: или у поляков прощения просить, или с турками породниться, или в прежнюю семью вернуться – к брату московскому прислониться?

К брату пока прислонились… Но, прислонившись, на всякий случай и по сторонам посматривали. Чтобы держать, так сказать, «ситуацию под контролем»: может еще какой вариант подвернется…

Да и как тут не беспокоиться?! Даже шведы однажды интерес проявляли. Все-таки европейцы! Не то что брат. Азият, прости Господи…

Правда, тогда Петр I, царь русский, шведов поколотил. Ну что же… Ура! Мы тогда за Петра!

Жили с братом вроде бы душа в душу, столетие следовало за столетием…

Дотянули до ХХ-го века. Но тут, в начале ХХ-го века, с братом приключилось несчастье. Заболел брат. Зелья иноземного сдуру хлебнул и головой вроде как повредился. Не понятно, выживет или помрет…

Запахло дележом имущества. Беготня, естественно, поднялась: то красные, то белые, то «жовто-блакытни», то немцы с австрийцами, то поляки… Попробуй угадай, на кого ставку делать! Ну как в такой обстановке спокойствие сохранить?! В одном Киеве, говорят, власть раз пятнадцать менялась. Никак не могли определиться.

Да что там Киев?! Даже, казалось бы, заштатный Елизаветград – и тот помнит и атамана Григорьева, и атаманшу Марусю, и… кого он только не помнит?! Хорошо, хоть город тогда не переименовывали после каждого раза… Видимо, не успевали…

Брат, однако, скоро очухался. Правда, маленько стал не в себе. С частичной потерей памяти. И лицом сильно покраснел. Наверное, со стыда… Но беготня поутихла. Жизнь худо-бедно пошла дальше.

Жаль только, что память брат потерял. Из того, что было прежде – почти ничего не помнил. Поэтому всему, что попадалось ему на глаза или под руку – заново стал давать названия. В соответствии с новым своим мироощущением… А в остальном – жить вроде бы стало можно…

Но, видно, как встретишь столетие, так его и проведешь. На исходе столетия случилась новая напасть — грянула вдруг «перестройка». Ликвидировали «железный занавес» — и из-за всех бугров стали доноситься всякие вкусные запахи. Все, понятное дело, снова забегали, заметались, чтобы выгоду свою не упустить. «Рух» в ту пору прытью своей особенно выделялся. Но на то он и «рух»…

«Рух»-то и сообщил тогда новость (даже и в листовках печатал), что, оказывается, на Украине очень много сахара, подсолнухов и тепловозов – и этих богатств украинцам хватило бы для шикарной жизни в Европе, если бы не нужно было делиться со всякими бедными родственниками. И еще – по секрету – о том, что гетман Полуботок оставил для нас «скарб», — «алэ[1] мы отрымаемо[2] його тилькы тоди, колы станэмо нэзалэжни», — то есть опять-таки все сводилось к тому, что надо отшить брата, а то как бы не пришлось с ним делиться. Да и правда, зачем нам такой брат, нахлебник и голодранец?! Только и знает, на тепловозах наших разъезжать, чаек с нашим сахаром попивать да семечки наши поплевывать. Да и не брат он нам вовсе. Мы европейцы – благородных кровей, а он – азиат азиатом. Мы даже языка его не понимаем – у нас своя мова…

Сказано – сделано. Брату – от ворот поворот. Теперь в Европе сидим. Однако, беспокойство не покидает. Не знаем, как дальше быть: то ли в НАТО вступить – у них теперь сила; то ли назад, к брату, — поближе к энергоносителям; а может быть, вообще, к неграм себя причислить: говорят, лет через сто их большинство будет… Как тут угадать, что выгоднее… Голова кругом идет… На всякий случай – пока и с НАТО, и с братом, а там будет видно… Так и живем…

На этом приходится прервать описание истории главной украинской болезни, потому что история эта подошла к нашим дням и конца ей пока не видно.

Возможно ли излечиться от этой болезни?

Можно, но очень сложно. Верующим в этом смысле, конечно, легче. Те, кто исполняют заповеди Божьи, в том числе пятую заповедь – о почитании предков («чти отца твоего и матерь твою…») – слава Богу избавлены от всех безумных и хаотичных метаний в разные стороны в расчете не упустить выгоду. Они никогда не забывают, кем были их предки, — и потому не имеют сомнений и насчет того, кем являются они сами, что для них полезно, что – вредно, и как им следует поступать в каждом случае. К примеру, если их предки, со времен Крещения Руси, на протяжении тысячелетия считали себя русскими православными людьми, то им не придет в голову переделываться ни в украинцев, ни в гуамцев, ни в баптистов, ни в адвентистов, и переиначивать на иной лад, то, что получили от прежних поколений в наследство.

Всем же остальным, зная за собой упомянутое психическое отклонение, нужно стараться строжайше себя контролировать, чтобы не давать недугу развиваться дальше, и чтобы не становиться каждый раз посмешищем в глазах окружающих.

Нужно помнить о том, что уже само по себе положение на распутье, в местах столкновения разных цивилизаций, не может не оказывать пагубного воздействия на духовное здоровье обитателей этого «Распутья», настраивая их души на некий «торговый лад», — когда духовное содержание человека исчерпывается, в основном, безмолвным вопросом «чего изволите?» – обращенным на все четыре стороны. Это положение порождает у местных обитателей нездоровую склонность устраивать по каждому поводу своеобразный «аукцион», для выяснения того, какая из сопредельных сторон может больше им предложить. Такой «торговый подход» невольно затем переносится и на внутреннюю жизнь человека, доводя ее до уродливого состояния.

Описанная болезнь может показаться даже смешной, но на самом деле она чрезвычайно опасна. С украинцами вполне может произойти то же самое, что произошло с небезызвестным буридановым ослом, который умер с голоду, находясь между совершенно одинаковыми стогами сена, оттого что никак не мог решить, какой из них лучше и с какого следует начинать трапезу…

 

 

2

 

Если говорить об опасности заражения главной украинской болезнью, то, в этом смысле, самым уязвимым местом является та условная точка, на которую в равной, примерно, степени воздействуют чуждые друг другу миры. Поэтому и неудивительно, что от последствий упомянутой «распутной» болезни более других пострадал город, находящийся в эпицентре «украинского распутья». Этот город — где от уродливых последствий болезни не убереглось даже его название — может служить своего рода символом поразившего украинцев недуга.

Речь идет о Кировограде.

 

Два с половиной столетия назад, во времена правления императрицы Елизаветы, на границе Дикого поля была построена крепость для охраны края, населенного православным народом, от хищных соседей с юга. Крепость, как и выросший в этом месте город, назвали в честь святой Елизаветы – небесной покровительницы императрицы. Казалось бы, основатели и строители города имеют на это законное право – нам же лишь остается отдать должное нашим деятельным предшественникам и преисполниться к ним благодарностью. Как знать, ведь если бы не эта и другие подобные крепости, может, не дождались бы и нынешние украинцы своих президентов. Были бы сейчас сплошные Кучма-бей и Кравчук-ага… Так нет: кое-как еще дотянули до начала ХХ-го века, а затем, как только стали у нас созревать плоды Просвещения и завелось в наших пределах множество умных людей, и этого ума у них как раз стало хватать на то, чтобы поменять название города – так сразу и кинулись переименовывать. Три раза переименовывали все, кому не лень и по всякому поводу. А так как деятели той беспокойной эпохи и к собственным своим именам относились не лучше, предпочитая вершить дела под вымышленными фамилиями, то многострадальный Елизаветград с 1924-го года удостаивался переименований даже не в честь людей, а в честь их партийных кличек.

Но времена тех шустрых людей уже, слава Богу, прошли. И вроде бы можно бы теперь возвратить городу первоначальное название, признав, наконец, что переименовывать задним числом города – так же нелепо и дико, как если бы дети вздумали давать имена своим родителям. Однако не тут-то было. Как раз исполнилось девятнадцать лет, близится двадцатилетие нашей новой, «независимой», украинской власти – ну как же ей и себя не отметить, не расписаться на каком-нибудь видном месте, не увековечить, допустим, в названии города. И слышаться уже голоса, требующие бывший Елизаветград и нынешний Кировоград переделать то в Украинослав, то в Златополь…

И не беда, что прославлять пока нечего. И что очень это похоже на былые замашки столь ругаемых теперь коммунистических предшественников. Снова «мы наш, мы новый мир построим» («до основания» развалив прежний). Коммунисты, правда, немало и построили (и разрушали тоже немало), но еще больше переименовывали. А у новой, «нэзалэжной», власти со строительством пока туго, зато насчет всякого рода переименований – равных ей не сыскать.

Особенно удобно переименовывать, например, города, если их основателей предварительно обозвать «имперцами» или «колонизаторами». Для навешивания подобного рода ярлыков желающих у нас долго искать не приходится. Однако, если быть справедливым и судить, как требует Писание, «по делам», то всякому непредвзятому сегодняшнему украинскому гражданину нельзя не испытывать больше благодарности к «колонизаторам» Пушкину, Петру I, Суворову, Кутузову и прочим, нежели к иным нынешним своим «освободителям», ничего, кроме карманов своих подданных, до сих пор не освободившим. Это и благодарность за хозяйственное освоение края, за выход к морю, за строительство портов, за флот… Благодарность за великий русский язык, этими «колонизаторами» сохраненный, в отличие от нас, которые никак не могли решить, что для нас все-таки выгоднее, да так и остались полурусскими-полуполяками, и ждем до сих пор, что нам по этому поводу «нимэць скажэ»…

Тем же из нынешних наших «национально-свидомых» деятелей, кто сделали своей профессией борьбу с «колониальным прошлым» — следует быть последовательными и проявить готовность отказаться от всего того огромного наследия, которое нам досталось от ругаемой ими «колониальной эпохи». Тем, кто, к примеру, не упускают возможности лишний раз заклеймить Екатерину II, следовало бы отказаться и от ее дорогих «подарков»: всего черноморского побережья нынешней Украины и множества городов на юге «нэзалэжной дэржавы», основанных во времена правления этой императрицы. Ругающим же Сталина – нужно бы отказаться от присоединенной при Сталине нынешней Западной Украины (интересно, хватало ли бы в таком случае нашим «национально-озабоченным» на всех выборах электоральной поддержки?).

На все это противники того, чтобы отдать должное основателям города и возвратить городу его исконное имя, конечно, не преминут возразить, что не сама, мол, Елизавета строила крепость, не сама насыпала земляные валы – «а рукамы украйинського народу». Но почему-то при одних властях народ и города строит, и новые земли осваивает, а при других норовит либо в киллеры, в рэкетиры, в валютные проститутки податься, либо – бежать от этих властей подальше: кто в земли чужие, а кто – вообще, на тот свет… Что же касается Елизаветы, то о царствовании ее историк Ключевский писал: «с правления царевны Софьи (то есть – с 1689-го года, – С.С.) никогда на Руси не жилось так легко, и ни одно царствование до 1762 –го г. (год смерти Елизаветы, — С.С.) не оставляло по себе такого приятного воспоминания»[3].

Поэтому, если новые власти надумают заняться, наконец, созиданием, если при них будут построены новые города и этим городам будут даны названия, прославляющие наступившую эпоху, то кто же всерьез станет возражать против этого. Дело за созиданием! Хотя, пока что очень похоже на то, что все созидательные намерения наших «нэзалэжных» правителей дальше переименований и не простираются. И не для созидания все было затеяно…

Касательно же еще одного предлагаемого сегодня новоиспеченного названия – Златополь, — стоит заметить, что предлагая его, нынешняя «национально-свидома элита» — тем самым нечаянным образом проговаривается. В этом названии – будто в полном соответствии с описанными выше симптомами нашей главной национальной болезни – содержится намек на то, что эти люди среди поля (Дикого поля) или в «полисе» (если угодно понимать это название в соответствии с античной традицией) – больше всего любят «злато». Ведь болезненной особенностью тех, кто, как украинцы, долго пребывают «на распутье» – как раз и является постепенная утрата веры в какие бы то ни было смыслы и идеи, за исключением единственной незыблемой «веры» — в злато.

В любом случае, изобретатели новых названий могут нисколько не сомневаться в том, что если они станут и на этот раз выдумывать славному городу новое имя, приятное уху очередной, так часто меняющейся власти, то их потомки будут относиться к ним так же, как мы сегодня относимся к тем, кому в свое время хватило ума переименовать Елисаветград в Зиновьевск.

Кстати, возвращение Елизаветграду его исконного имени, вряд ли было бы очень уж обидным для коммунистов, так как это деяние не относится к тому, чем коммунисты моли бы гордиться. Не желая сейчас пускаться в критику Сталина, при власти которого это произошло, — ведь на фоне теперешней «нэзалэжнойи» власти всякая наша прошлая власть выглядит слишком выигрышно, — следует все же признать, что это переименование нельзя назвать уважительным по отношению к нашему городу. Переименование города в честь Кирова, деятельность которого никоим образом не соприкасалась с Елизаветградом, служило лишь средством намерений тогдашней власти, к городу мало касающихся. Одновременно, этим переименованием, коммунистическая власть исправляла свое же, признанное ею уже ошибочным, прежнее переименование Елизаветграда в Зиновьевск. Поэтому, нынешним коммунистам вряд ли стоит так держаться за это, случайное, в общем, название.

Тем более, что коммунистическая власть и сама стеснялась этих своих переименований и всячески старалась данный вопрос замять. В официальном и наиболее авторитетном в данном случае советском источнике, каковым является посвященный Кировоградской области том 26-ти томной «Історії міст і сіл УРСР»,[4] в истории города, до 1924-го года, читаем о Елизаветграде, потом, примерно до 40-х годов, следуют формулировки типа «в нашем городе» и т.п., и затем, где-то в описании 40-х годов город уже фигурирует как Кировоград[5]  А что было между 1924-м и 1940-ми — о причинах переименования, как все происходило, и почему Кировоград, а не какой-нибудь Клароцеткинск – в 800-страничном, большого формата, томе стыдливо умалчивается, за исключением нескольких всего строк о том, что 27-го декабря 1934-го года «по просьбам трудящихся» город переименован в Кирово, в честь видного деятеля Коммунистической партии С.М.Кирова, а 10-го января 1939-го года город стал областным центром, который получил название Кировограда.

В данной связи нелишне также заметить, что упомянутые «просьбы трудящихся» достигли в то время таких результатов, что возвращение Елизаветграду его исторического имени не сможет сколько-нибудь существенно повлиять на общий «послужной список» Кирова. В атласе СССР, изданном в конце советской эпохи (в 1985 году) можно насчитать 47 населенных пунктов, названных в честь Кирова (притом, что в атлас включены только крупные населенные пункты), и, вдобавок, две области, один залив и одно водохранилище. Правда, с тех пор бывшему Кировобаду – в Азербайджане, Кировокану – в Армении и некоторые другим городам, – возвратили уже исторические названия, но это вряд ли способно серьезно поколебать позиции Кирова, значительно опережавшего в этом смысле ближайшего «конкурента» — Калинина (40 населенных пунктов, две области, один залив) и уступающего лишь Ленину (65 населенных пунктов, две области, один канал, одна река, один ледник и один пик).

И дело, в конце концов, даже не в том, достоин Киров или нет быть увековеченным в названии нашего города, и в какой мере его деятельность связана с Елизаветградом. Ведь, «забраковав» Кирова, можно, при желании, найти множество других деятелей, на разный вкус, имеющих к городу большее, в сравнении с Кировым, отношение. Чем, казалось бы, плох Кутузов, служивший в Елизаветграде на протяжении многих лет и именно отсюда уходивший на две войны, решающие судьбу Крыма, на штурм Измаила и другие сражения русско-турецких войн. И те же коммунисты могли бы вспомнить, к примеру, о Троцком, родившемся в селе Береславка (бывшая Яновка) Бобринецкого района Кировоградской области), — и, с большим основанием, чем в честь Кирова, добиваться переименования города в какой-нибудь Бронштейн-на-Ингуле…

Главным препятствием для всех «упражнений» в подобном роде является то, что переименовывая город, мы поступаем безбожно, попирая волю его основателей.

Вообще, сама по себе попытка переименовывать на свой лад прежде уже названное —  указывает на безрелигиозность сознания тех, кто эти попытки предпринимает, и является, кстати, дополнительным свидетельством о глубинной сути мировоззрения представителей нашей нынешней так называемой «национально-свидомой» элиты, которые, в отличие от коммунистов, привыкли на словах выставлять себя людьми верующими. Подобные поползновения основываются на безбожном представлении о том, что решать данный вопрос имеют право только те, кто живут сейчас, потому что тем, кто давали название городу изначально – якобы уже все равно, их будто бы уже нет: так как, умерев – они распались на химические элементы – и от них больше ничего не осталось.

Между тем, нынешнее время требует от нас быть ответственными, а не попирать Божью волю и Божьи законы вслед за прежней коммунистической властью. Иначе Господь и от нас отвернется, как отвернулся от неразумных коммунистических «преобразователей», позволив им, несмотря на достигнутое ими экономическое могущество, собственными же руками разрушить «вавилонское строение» возводимого ими коммунизма.

Сегодня мы обязаны возвратить нашему славному городу его исконное имя, исполнив свой долг перед его основателями и исправив ошибку наших предшественников.

Ведь историческое название города, — с которым связаны судьбы множества поколений наших предков, создавших город и неповторимый его колорит – это не пустой звук. Это – как «намоленная» икона, которая, приняв на себя на протяжении веков страдания, слезы, надежды, молитвы многих людей, способна, по воле Божьей, творить чудеса…

                                                                                                                        (1999. 2010).

 

Опубликовано 1.12.2010 г. на сайте «Единая Русь».

 

________________________________________________

[1] Алэ (укр.) – но.

[2] Отрымаемо (укр.) – получим.

[3] Ключевский В.О. «Курс русской истории», М. 1989, т.4, с.314.

[4] «Історія міст і сіл УРСР в двадцяти шести томах. Кіровоградська область». Київ – 1972 рік.

[5] Правда, в одном месте, видимо по ошибке, о событии, происшедшем 1 мая 1930-го года (т.е. когда город уже шесть лет был Зиновьевском) — открытии электростанции — говориться, что это было «настоящим праздником для трудящихся Елисаветграда» (стр. 103).