Сергей Сидоренко

 

Судьба Егора Прокудина, описанная в повести Василия Шукшина «Калина красная», — это не только судьба бывшего преступника, рецидивиста, ставшего на путь исправления. Это в первую очередь поиск Шукшиным пути спасения для России, которая в ХХ веке, как и Прокудин в своей трагической жизни, много всего «натворила».

Прокудин, после того как к нему много лет назад подошел на вокзале «некий изящный молодой человек», стал членом преступного мира — закрытого сообщества, живущего по антихристианским, сатанинским законам. И точно так же Россия, в начале ХХ века поддавшись дьявольскому искушению, отреклась от Бога и отдала свою бессмертную душу ради того, чтобы «камни <…> сделались хлебами» (ради материального благополучия и устранения материального неравенства), забыв о словах Христовых: «Не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 3, 3–4).

Этот безбожный путь, на который ступила Россия, постепенно привел к многим кровавым преступлениям и к спивающимся от бессмысленной жизни целым поколениям молодых, здоровых людей — при оставленных одиноко помирать где-то в заброшенных деревнях их матерях… А в конце ХХ века ей сполна довелось «пожать плоды» когда-то посеянного и содрогнуться, увидев воровские личины беспутных своих детей, которые целое десятилетие грабили своих ближних и убивали друг друга, деля награбленное. При этом казалось, что каждый из них, охваченный сатанинской гордыней, с безумным бахвальством провозглашает вслед за Прокудиным: «Никем больше не могу быть на этой земле — только вором».

В конце концов, эти преступные дети не остановились перед тем, что и Родину свою, деля, разорвали на части…

 

После выхода на свободу некоторое время Егор был в духовных метаниях. Душа его словно качалась на невидимых качелях, между тьмою и светом. Она, томившаяся долго в неволе, жаждала праздника.

Егор жадно впитывал душою все подробности вольной жизни — подобно тому, как некоторое время спустя весь наш народ, вышедши «на свободу» после «коммунистического заключения», жадно набросится на все соблазны «свободного мира».

Не находя ни в чем «праздника», Егор, располагавший «финансовыми возможностями» (заработанными в колонии деньгами), решил сам организовать «праздник».

Прибыв в провинциальный центр для «реализации праздника», он, по прежней привычке, начал с того, что продекларировал самому себе, словно сам себя подстрекая, о намерении «поселить здесь разврат». Однако в «разврате» подлинного праздника для него уже не было — так что «декларация» у него получилась с большой долей самоиронии. Это привело к тому, что, собрав из незнакомых людей компанию для «разврата», он вместо «разврата» стал говорить им рвущиеся из души слова: «Люди!.. Давайте любить друг друга! <…> Ну чего мы шуршим, как пауки в банке? Ведь вы же знаете, как легко помирать?! <…> Я не понимаю вас… <…> Я себя тоже не понимаю, потому что каждую ночь вижу во сне ларьки и чемоданы. <…> Мне жалко вас. И себя жалко».

Затем он, угостив собравшихся, попытался создать из них слаженный хор — чтобы всем вместе спеть песню. Но по свойству человеческой природы гости оказались безучастными к его беспокойным словам — и песня у них не заладилась. Вместо песни они предпочли выпивать и закусывать.

Праздника не получилось.

Неудавшийся «праздник» посеял сомнение, высказанное в фильме «соустроителю мероприятия», официанту Михалычу: «…А он вообще-то есть в жизни <…> праздник то?..»

 

На протяжении всего произведения Егор проходит трудный путь постижения того, что жизнь земная предназначена не для праздников, а для исправления и спасения наших исковерканных душ.

В фильме этот путь благодатного преображения его души отмечен, словно вехами, картинами двух разрушенных храмов.

В начале этого пути вышедший из тюрьмы Егор стремительно проносится по водному пространству на «ракете» — мимо выглядывающей из воды разрушенной церкви, затопленной в ходе социалистического строительства, ради обеспечения населения электроэнергией (кстати, «ракета» — это еще и символ высших коммунистических достижений — «в области покорения космоса»). Настроение у Егора победное. Он верит в безграничность своих сил и возможностей. Даже скорости «ракеты» ему кажется мало. Он ходит нетерпеливо по салону и, шутя, обращается к случайному попутчику: «Сколько стоит эта машинка? А может, мы ее стырим на пару?!»

Второй раз церковь появляется на экране в картине горького покаяния, после того как Егор побывал у матери, которую из-за своих «похождений» не видел восемнадцать лет. Егор падает на землю перед разрушенным храмом со словами: «…Не могу больше!.. Тварь я последняя! Тварь! Тварь подколодная!.. Не могу так жить! Не могу больше!.. Господи! Прости меня, Господи, если можешь!..»

 

Спасительный путь для себя Егор стал постепенно нащупывать еще после освобождения из тюрьмы, когда, убегая от милицейской погони (что, к удивлению его, ему легко удалось), случайно оказался на кладбище. И тут, на кладбище, среди могил, читая надписи на надгробьях и прочитав: «Купец первой гильдии Неверов», — он получает подсказку Свыше о причинах своих злосчастий. И дальше, прочитав дату на памятнике — «Тыща восемьсот девяносто…», — произнес вслух, будто о всей России, о появлении в ней неверия, — «А-а, ты уже давно».

Путь выхода из «духовного заточения», который нашел для себя Прокудин и который указал Шукшин для спасения всей России, состоит в преодолении искушений, в исправлении своих закоренелых пороков и в возвращении к нормальной трудовой жизни. Именно тот путь, который Господь Бог указал человеку после грехопадения: «В поте лица твоего будешь есть хлеб…» (Быт 3 11).

Став на этот, христианский путь, Егор, исправляясь, преодолел и то самое искушение, против которого в начале ХХ века не устояла Россия, пожертвовавшая ради воплощения «чуда» превращения «камней в хлебы» своей духовной свободой. Егор отверг предложение присланного к нему из преступного мира (живущего по дьявольским законам) гонца, который привез ему деньги и пытался их вручить со словами: «Я сделаю, как мне велено: если, мол, у него денег нет, дай ему».

В ответ Егор отхлестал деньгами гонца по щекам, приговаривая: «Ах ты, сучонок ты, сопляк, деньги привез. А ты думал, что отдавать надо! Думал, тварь!? Думал, гадина?!.» (Вот бы и нам сегодня научиться вот так же, по-прокудински, разговаривать со всякими «эмвээфами», услужливо предлагающими нам кредиты и желающими получить взамен духовную нашу свободу.)

Смерть Егора в финале «Калины красной», не имевшая для его убийц иной мотивации, кроме защиты злодейских своих «принципов», является с их стороны актом завистливой мести тех, кто, как и их «отец» — дьявол, сами, по своей гордыне, не могут уже исправляться, но завидуют чистоте души и духовной свободе тех, кто последовали за Господом.

Предводитель банды, Губошлеп, протестует против того, что Егор, попав в дьявольские сети, не окончательно погибает. («Нам конец, а он будет землю пахать? <…> Где же справедливость? Он что, мало натворил?»)

Смерть от рук нечестивцев бывшего рецидивиста Егора Прокудина, который, исправляясь, прошел христианский путь и заплатил за этот путь своей жизнью, дает надежду на то, что и Бог его помилует, как помиловал разбойника, распятого со Христом.

И если вся Россия после столетнего блуждания во тьме вернется к спасительному православию и исполнит свое предназначение — то есть надежда на то, что и Россию Господь Бог помилует в вечности…

И тогда можно надеяться, что и наши нынешние беды, в конце концов, разрешатся, как в финале «Калины красной», когда огромный самосвал (за рулем которого — безмолствующий до поры труженик), разогнавшись, сметет со своего пути легковушку, начиненную всякой нечистью…

(2011)

Опубликовано 25.07.2012 на сайте «Русская народная линия».