Сергей Сидоренко

 

(По книге Н.И.Костомарова «Богдан Хмельницкий»)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1

  1648 год. На Украине развернулась жестокая бойня, в которой с одной стороны участвовал восставший русский народ, руководимый Богданом Хмельницким и другими вождями казачества, с другой – польская шляхта. Жестокости противостоящих друг другу сил, кажется, нет предела. От кровавого пожара, охватившего Украину, не было спасения никому: смерть пожинала не только тех, кто воевал с оружием в руках, но и мирное население…

События, происходившие на нашей земле 350 лет назад нашли свое отражение в книге историка Н.И.Костомарова «Богдан Хмельницкий»[2].

 

Костомаров писал: «Из нескольких местечек и сел собирались молодые и старые, только годные к битве мужики, вооружались в случае недостатка оружия косами и дубьем и стекались к Хмельницкому, который записывал их по полкам, делил по сотням, назначал начальников, часто из них же, когда они представляли ему отважных и расторопных людей. Потом такие толпы отправлялись очищать, как выражались они, Русскую землю. Иные же вовсе не сносились со своим «батьком», а просто составлялась шайка, выбирали атаманов и пускались на грабежи и убийства» (с.163). «Обыкновенно, как скоро казацкий загон появлялся в панском местечке или селе, подданные принимали гостей как избавителей, соединялись с ними и устремлялись на палац или двор своего владельца. Тогда не было пощады ни старцам, ни грудным младенцам, истребляли и домашних слуг, если они были католиками или униатами и заранее не пристали к ним, сжигали панское жилье, а имущество делили с крестьянами, вознаграждая их за долговременные поборы и панщину.<…> Если казаки сами не узнавали о добыче, панские слуги, обыкновенно русские, заранее приводили их, сбрасывали в ров или в воду висящие гаковницы и широкие смиговницы и, прежде чем паны успевали обнажить свои кривые сабли в надежде показать старопольское мужество, их связывали и отдавали мстителям земли Русской на самые варварские истязания. Они резали, вешали, топили, распиливали пополам, вырывали кусками мясо, буравили глаза, или обматывали голову на переносице тетивой лука, воротили голову и потом спускали лук, так что у жертвы выскакивали прочь глаза, сдирали с живых кожу, разбивали о стены младенцев, насиловали женщин; нередко на виду мужей, отцов и братьев по несколько казаков удовлетворяли похоть над несчастной и потом убивали ее. После кровавых сцен обыкновенно следовала гулянка: выкатывали из панских погребов бочки с винами, пили, плясали, пели песни среди пепелищ и трупов» (с.164).

«Римско-католические святыни предавались поруганию: костелы грабили и сжигали; образа католических святых простреливали, рубили, уродовали; ксензы и монахи были обречены на муки без милосердия и без исключения. Их топили, вешали, сдирали с них кожу; нередко нападали на них среди богослужения и засекали до смерти перед алтарем, насиловали монахинь в храмах, топтали ногами святыни и кормили лошадей, привязав к алтарям. Народная месть преследовала и мертвых: ожесточенные повстанцы врывались в усыпальницы, извлекали тела и кости и разбрасывали; остервенение их было до того велико, что, по словам очевидца, многие снимали с мертвых одежды, надевали на себя и ходили в них без страха» (с.165).

 

Польская шляхта по своей жестокости ничуть не уступала восставшим.

Вот как описывает Костомаров посещение князем Иеремией Вишневецким местечка Погребища, население которого поддержало восставших: «…Князь сажал на кол, тиранил мучительно виновных и невиновных, особенно мучил священников «ничтоже согресших», по замечанию русского летописца, им просверливали буравом глаза» (с.171).

Взяв город Немиров – «Вишневецкий приказал мучить всех подозреваемых. Немировцам вырывали глаза, распинали, растесывали пополам, сажали на кол, обливали кипятком и, кроме того, употребляли такие муки, говорит летописец, каких и поганые не могли выдумать. Вишневецкий присутствовал при казнях и находил какое-то удовольствие. «Мучайте их так, чтобы они чувствовали, что умирают!» — кричал он в исступлении» (с.172).

В книге Костомарова описан эпизод, когда перед гетманом Хмельницким, в Чигирине, предстали «…существа, в которых трудно было узнать людей: у одних не было рук, другие ползали без рук и ног, третьи показывали отвратительные лица без ушей и носов, с ямками вместо глаз. <…> Эти несчастные были жертвами Потоцкого…».

Когда Потоцкий расположился с войском на Днестре, они нападали на его войско, уводили лошадей, похищали запасы. Потоцкий выслал против них сильный отряд. Отряду удалось разбить неприятеля и захватить предводителей. «Потоцкий одних из них посадил на кол, других искалечил и распустил по Украине, чтобы вид их наводил страх на всякого,  кто захочет показать свою удаль и не станет повиноваться панам. Этих-то изуродованных привели к гетману» (с.316).

 

В развернувшейся бойне более всех пострадали евреи.

«Но всего неумолимее, — писал Костомаров, — поступали повстанцы с иудеями. Один ускользнувший от гибели раввин, извещая своих единоверцев за границей о горе, постигшем их братию, сравнивает эту эпоху с временами знаменитых гонений, каким подвергался в древности народ Божий. «Свитки закона, — говорит он, — были извлечены из синагог; казаки плясали на них и пили водку, а потом клали на них иудеев и резали без милосердия; тысячи младенцев были брошены в колодцы и засыпаны землей» (с.165).

Костомаров приводит в своей книге свидетельство еврея-современника событий Натана Ганновера. Ганновер о народной расправе над иудеями в Левобережной Украине рассказывает так: «Жители множества еврейских городов за Днепром, которые были близки к месту резни таких, как Переяслав, Борисовка, Пирятин, Борисполь, Лубны, и не имевшие возможности убежать, были умерщвлены за веру разными жестокими видами смерти. С некоторых содрали кожу заживо, а тело бросили собакам; некоторым отрубили руки и ноги и бросили на дорогу, потом ехали по ним экипажами и растоптали их; некоторым нанесли множество несмертельных ран и бросили на площади, дабы они мучились в предсмертной агонии, пока не испустят дух; многих закопали живыми в землю, резали детей на лоне матерей, множество детей разорвали на куски, беременным женщинам распаривали живот, вынимали недоношенный плод и бросали им же в лицо, а некоторым, распоров живот, впускали туда живую кошку и живот зашивали, а им рубили пальцы, дабы не могли вынуть кошку; некоторых детей привязывали к сосцам матерей, некоторых насаживали на вертел, жарили их на огне, а потом заставляли матерей есть их. Иногда они брали еврейских детей, мостили ими улицы и ездили по ним. Вообще они пустили в ход всевозможнейшие виды мучительной смерти, убивали каменьями, сжигали, резали и душили» (с.548).

В другом месте Ганновер рассказывает о паническом страхе, охватившем всех евреев в окрестности осажденного восставшими города Полонное: «Мы не были в безопасности со стороны местных жителей православных – и так весь народ пустился в бегство. <…> Бродили мы с места на место в лесах и в деревнях, да валялись под открытым небом, но и там мы не нашли спокойствия душевного: то грабят, то топчут, то ругают и позорят нас. Над нами исполнилось проклятие Моисеево: «Между этими народами не успокоишься и не найдешь отдыха для ног своих; жизнь твоя будет висеть на волоске, будешь трепетать ночью и днем, не будучи уверен в своей жизни» (Второзаконие, глава ХХVIII, стих 65). В самом деле, каждую ночь, которую нам приходилось проводить в домах православных, мы опасались, чтобы они нас не убили, так как все без исключения взбунтовались, а встав утром живыми, мы читали молитву: благословен еси Господь, воскресающий мертвых» (с.552-553).

О жесточайшем бедствии, постигшем в те годы еврейское племя один из современников писал: «…Не осталось в Русской земле ни одного жида; число зарезанных достигает до 100 000…» (с.165).

 

Костомаров приводит в своей книге слова польского историка, который то, что происходило в ту пору на  Украине охарактеризовал следующими словами: «Напрасно мудрые ищут ада in centre terrae (в центре земли): в Украине – там настоящий ад человеческой злобы» (с.248).

 

 

 2

Что же привело к такой невероятной жестокости?

Ярость народная, залившая в годы Хмельниччины Украину, накапливалась постепенно,  на протяжении целых столетий — пока чаша народного терпения не оказалась переполненной.

 

Описываемые события относятся ко времени, когда территория Южной Руси (нынешней Украины) оказалась в соединенном польско-литовском государстве – Речи Посполитой. Русский народ постепенно попал в полную зависимость от правящего сословия этого государства – всевластных польских магнатов. С некоторых пор в польском государстве, под влиянием процессов, происходящих в Европе, был взят курс на то, чтобы переделать сознание нашего народа.

Костомаров в своей книге об этом писал так: «Римские первосвященники издавна имели виды на русскую церковь. Попытки их на протяжении веков оставались безуспешными. Но в конце ХVI века обстоятельства были для них благоприятнее, чем когда-либо. В распоряжении их был орден иезуитов, введенный в Польшу при Сигизмунде-Августе и в короткое время овладевший и правительством, и умами дворянства, и воспитанием юношества. Сигизмунд III был горячий католик и готов был во всем угодить папе. Стремление польской политики благоприятствовало видам римского двора: совершенное слияние Руси с Польшей казалось маловероятным, пока не будет поколеблена вера русского народа. Возникла уния и возникла с искусством. <…> Не показывая явного намерения подчинить русских римско-католической церкви, ограничивались единственно тем, что русские должны были признать спасительность римско-католического исповедания со всем учением западной церкви, наравне с греческим, и почитать обряды западные такими же святыми, как и восточные; а римская церковь признавала святость всего, составляющего достояние восточного православия. Такова была видимая сущность унии. Способ ее введения был также прикрыт личиной справедливости: католики отнюдь не навязывали русским унии. Нашлись люди из духовного звания, которых можно было использовать, и придать делу такой вид, будто церковь православная, в лице духовных представителей, добровольно предлагает братское соединение с западной церковью для блага всего христианства. Некоторые епископы увлечены были обманом. Их убедили подписаться на бланках, на которых потом написали совсем не то, что им обещали, а то, что они все, якобы, желают признать первенство римского апостольского престола. Этот акт был утвержден папой. После этого поляки считали себя в праве принимать все меры к уничтожению русской веры на русской земле, думая, что коренной закон в соединении русских с поляками, как равных с равными и вольных с вольными, отнюдь не нарушен. Унию выдумали только для простого народа: дворян предполагалось обратить прямо в католичество». (с.31)

Несмотря на существующие в польском государстве формальные законы, призванные защищать Православие, вскоре началось массированное наступление на православную веру. Костомаров далее пишет: «… Со времени введения унии, польское правительство издало десять конституций, обеспечивавших спокойствие последователей греко-русского исповедания <…>. Дворянин православной веры мог в своем имении или старостве построить церковь, монастырь, покровительствовать духовным, впрочем, с опасностью подвергнуться наезду какого-нибудь соседа, возбужденного католическим духовенством; но там, где владелец католик и не благоприятствует веротерпимости, там подобные конституции не могли иметь ровно никакой законной силы, ибо и совесть, как честь и жизнь хлопов, зависела от произвола пана. А так как панов католической веры со дня на день становилось больше, чем православных, то, значит, эти конституции давались в полной уверенности, что они не могут остановить стремление лишить русских своей народности. Владельцы захватывали церковные имения, приписанные к тем храмам или обителям, которые находились на земле их вотчин или староств; обращали насильно православные церкви в униатские; нередко толпа шляхтичей, живших у пана, врывалась в монастырь, разгоняла и мучила иноков, принуждая к унии: их заключали в оковы, вырывали им волосы, томили голодом, иногда же топили и вешали. Тогда жиды, смекнув, что в новом порядке вещей можно для себя извлечь новые выгоды, убедили панов отдать в их распоряжение  вместе с имениями и церкви гонимого вероисповедания. Жид брал себе ключи от храма и за каждое богослужение взимал с прихожан пошлину, не забывая при этом показать всякого рода нахальство и пренебрежение к религии, за которую некому было вступиться. Часто люди, изнуренные работой и поборами, не в состоянии были платить, а священники, не получая содержания и притом терпя оскорбления от жидов, разбегались; тогда приход приписывали к униатской церкви; православная церковь, если не нужно было обращать ее в униатскую, уничтожалась, а вся святыня переходила в руки жидов. Римско-католические духовные подстрекали отдавать православные церкви на поругание, думая этим скорее склонить народ к унии.

В городах одни католики были выбираемы в должности и в качестве членов городского начальства потакали римско-католическому духовенству и выпускали распоряжения, стеснительные для православия. В Червонной Руси, земле, издавна присоединенной к Польше, православные еще до унии подвергались стеснениям; но со времени унии во Львове запрещено было православным не только участвовать в муниципальном совете, но даже торговать и записываться в ремесленные цеха. Не дозволяли хоронить православных с христианскими обрядами; священник не смел идти к больному с дарами; наглость львовских католиков и униатов доходила до того, что толпы врывались в церковь во время богослужения. В Луцке в 1634 году ученики иезуитского коллегиума и польские ремесленники, ободряемые ксензами, бросились на монастырь православного крестовоздвиженского братства, избили и изувечили палками и кирпичами монахов, учителей, учеников, нищих, живших в богадельне, ограбили казну братства, потом, с благословления иезуитов, разбивали дома, избивали, изувечивали хозяев и несколько человек убили; наконец, оставаясь без преследования за свои поступки, хвастались своими подвигами, называя их богоугодными делами. В Киеве насильно обратили большую часть церквей в униатские, в том числе св.Софию и Выдубицкий монастырь. Михайловский монастырь долго оставался в запустении». (с.35-36).

Описывая в своей книге события 1625 года, когда казаки послали в столицу своих депутатов с требованиями к власти, Костомаров приводит приложенный к требованиям перечень притеснений, которые терпела православная вера в польском государстве. В перечне, среди прочего, указывалось, что «в Полоцке и в Витебске ни в одной церкви не дозволялось совершать богослужение, а священников, как только покажутся в городе, сажают в тюрьмы. Дети умирают без крещения, люди живут без венчания и отходят на тот свет без исповеди и святого причащения, а полоцкий владыка приказывал выкапывать из земли погребенных на кладбище и бросать на съедение собакам». (с.53).

 

Описание того, что сделала на Украине уния спустя несколько лет после ее введения, находим и в исследовании Д.И.Яворницкого «История запорожских казаков»1: «Православные церкви или отданы были на откуп жидам, т.е. обращены в питейные дома, шинки и гостиницы, или сданы были под мусульманские мечети; церковные имения были отобраны; православные священники, иноки и даже игумены или вовсе замучены, или лишены своих парафий и изгнаны из своих мест». (с.360).

В книге Яворницкого далее читаем: «Повсюду святыня была поругана, иконы разбросаны, дорогие ризы и стихари шли на юбки жидовкам, церковная утварь – потиры, дискосы и прочее частью расхищены, частью пропиты в шинках. Наши церкви, говорили современники, монастыри, соборы большею частью уже захвачены, разорены и опустошены, притом с грабежом и мучительством, с убийствами и кровопролитиями, с неслыханными ругательствами над живыми и умершими. Духовные лица наши за твердость в православии терпят разные преследования, на них нападают в собственных домах, грабят, позорят, ссылают, лишают собственности». Православных не допускали в город, запрещали им торговать, записываться в цехи, хоронить по своему обряду умерших; священник не смел идти с дарами к больному. Католические ксензы, страшно глумясь над православными, разъезжали по городу на шарабанах, запряженных вместо лошадей людьми, тогда по 20 человек и более того, и склоняли народ к унии; через посредство местной власти они вытребовали себе в услужение малороссийских девушек и бесчестили их» (с.361).

«…Всюду производились пытки и истязания: православных жгли огнем, рвали у них волосы, заключали в оковы, томили голодом, в глазах родителей сжигали детей на угольях или варили в котлах, а потом предавали матерей мучительнейшей смерти; православных топили, вешали, лишали гражданской чести (так называемой инфамии), обливали в трескучие морозы холодной водой, запрягали в плуг и заставляли орать лед на реках, приказывая жидам погонять запряженных; повсюду виднелись виселицы и колья с жертвами; повсюду слышались вопли бичуемых  до крови и старых и малых – и все это единственно за то, что они были православными» (с.362).

О тех последствиях, к которым привело введение унии на Украине Д.И. Яворницкий писал: «Вскоре, однако, оказалось, что введенная на Украине уния была лишь мостом, через который папа стремился провести в православную Украйну католическую веру. Украинцы скоро увидели, куда направлены цели католического духовенства и скоро сознали, что их вере наносится страшная обида. «Обида православию была главною, самою чувствительною горшею обидою для южно-русского народа, при которой все остальные обиды были уже второстепенными и без которой всякая из остальных бед, как бы она ни велика была, была-бы сносна. <…> От унии Украина претерпела такое горе, какого не видела московская Русь под игом татар, ибо процветание православия еще со времени Владимира для Украйны было первым законом и нерушимым залогом народного бытия» (с.358-359).

 

Распространение унии в нашем крае  было бы невозможно без перерождения русского дворянства. Яворницкий в своей работе  указывает на то, что, проводники унии – отцы иезуиты: «…открывали дело своей унии слишком хитро и осторожно: они начали не с низшего сословия, а с сословия высшего, южнорусских князей и дворян, которые не всегда были чужды увлечения польской культурой и польским блеском. Своим «хитролестным» учением «западные мудрецы» в короткое время достигли необыкновенных результатов: вскоре за введением унии в Южной Руси последовало быстрое отступление высшего южнорусского класса от русской народности. Русские паны и для русского же народа сделались вполне чужими и власть их получала вид как бы иноземного и иноверного порабощения в стране» (с.360).

Костомаров ссылается в своей книге на свидетельство служившего в Польше французского инженера Боплана, который спустя тридцать с небольшим лет после введения унии замечал следующее: «Дворянство русское походит на польское и стыдится исповедывать свою веру, кроме римско-католической, которая с каждым днем приобретает себе новых приверженцев, несмотря на то, что все вельможи и князья ведут свой род от русских» (с.31).

Далее Костомаров пишет: «Многие русские дворяне <…> обладали богатствами и, участвуя в сеймах, могли быть двигателями государственного управления. <…> Приняв, по необходимости, польский язык, употребляемый при дворе и на сейме, они скоро переменили и веру. Эта перемена освобождала их от невыгодного взгляда на них римско-католического духовенства, столь сильного в то время в католической Польше, и открывала им дорогу к приобретению староств; притом ободряли их ласки короля и двора, и всеобщие похвалы шляхетского сословия <…>.

Еще более действовало на перерождение русского дворянства воспитание. Дети русских дворян учились в Кракове, во Львове <…> и прочих городах внутренних стран Речи Посполитой, иные за границей, в Австрии, во Франции, в Испании, в Италии; иезуиты везде овладевали тогда воспитанием. Как только прибудет в училище молодой русин, на него устремляется все внимание; ему внушают отвращение к вере отцов его; описывают ее ересью; представляют догматы римско-католической церкви истинными, а обряды ее стараются выставить в привлекательном виде. Молодое существо покоряется внушениям наставников: русский принимает римско-католическое исповедание, возвращается на родину – и все в ней кажется ему варварским. Он затыкает уши, слыша речь южнорусскую; на подданного своего он смотрит не только как на презренного раба, но как на существо, отверженное Богом, лишенное облегчения своей горькой участи и за пределами гроба.

Наконец, многие дворяне, живя на родине, увлечены были убеждениями иезуитов, которые рассыпались тогда по всей Южной Руси и разными путями выгоняли и унижали православных духовных, которых поляки с намерением лишали средств к образованию, дабы они не были в состоянии спорить с римско—католическими духовными и опровергать их. Более двадцати лет после введения унии большая часть православных епископских кафедр оставалась незанятой; посвящение священников сопряжено было с затруднениями. Дворяне видели вокруг себя католиков и униатов, которые были образованнее православных. Притом польские дворяне с каждым годом более и более расселялись на Руси. Сила привычки велика: русские дворяне незаметно стали отступниками» (с.32).

Таким образом, вследствие перерождения высшего русского класса, простой русский народ был совершенно оставлен на произвол судьбы своими влиятельными и образованными соплеменниками: лишившись защиты образованного сословия, он – в чужеродном и иноверческом государстве — обречен был подвергнуться самому безбожному угнетению.

 

«Польское право, — по словам Костомарова, — предоставляло владельцам безусловную власть над подданными. Не только не было никаких правил, которые бы определяли отношение подчиненности крестьянина, но помещик мог, по произволу, казнить его, не давая никому отчета. <…> Со времени унии, как мы заметили, пан готов был поступать безжалостнее с крестьянином, чуждым ему и по языку и по вере» (с.32).

В своей книге Костомаров приводит свидетельство современника, который говорил: «Крестьяне в Польше мучаются как в чистилище, в то время как господа их блаженствуют как в раю» (с.33). Кроме обыкновенной панщины, зависевшей от произвола пана, «хлоп» был обременен различными работами. Помещик брал у него в дворовую службу детей, не облегчая повинностей семейства; сверх того, крестьянин был обложен поборами: три раза в год, перед Пасхой, Пятидесятницей и Рождеством, он должен был давать так называемый осып, то есть несколько четвериков хлебного зерна, несколько пар каплунов, кур, гусей; со всего имущества: с быков, лошадей, свиней, овец, меда и плодов, должен был отдавать десятую часть и, кроме того, каждый улей в его пчельнике был подвергнут пошлине под именем очкового, каждый вол – пошлине под названием рогатого; за право ловить рыбу платил он ставщину, за право пасти скот – спасное, за право собирать желуди – желудное, за лов рыбы и зверей – десятину, за измол муки – сухомельщину и т.п. Крестьянам не дозволялось не только приготовлять у себя в домах напитки, но даже покупать в ином месте, кроме панской корчмы, отданной обыкновенно жиду в аренду, а там продавали холопам такое пиво, мед и горилку, что и скот пить не станет; «а если <…> хлоп не захочет отравляться этой бурдой, то пан велит нести ее к нему во двор, а там хоть в навоз выливай, а заплати за нее». Случится у пана какая-нибудь радость – подданным его печаль: надобно давать поздравительное (vitane); если пан владеет местечком, торговцы должны были в таком случае нести ему материи, мясники – мясо, корчмари – напитки. По деревням хлопы должны были давать «стацию» его гайдукам и казакам. Едет ли пан на сеймик, или на богомолье <…>, или на свадьбу к соседу – на его подданных налагалась всегда какая-нибудь новая тягость. Куда ни проедет пан со своим своевольным оршаком (свитой), там истинное наказание для бедного хлопа: панские слуги шляхетского происхождения портят на полях хлеб, забирают у хлопа кур, баранов, масло, колбасы <…>. Наберет у купца товаров, сделает ремесленнику заказ – и тому и другому не платит». Таков был панский обычай. Не умея или ленясь управлять лично имениями, паны отдавали как родовые, так и коронные, им пожалованные в пожизненное владение поместья в аренду, обыкновенно жидам, а сами или жили и веселились в своих палацах, или уезжали за границу и там выказывали перед иноземцами блеск польской аристократии.

Жиды выдумывали новые поборы, какие только могли прийти в голову корыстолюбивой расчетливости. Если рождалось у крестьянина дитя, он не мог крестить его, не заплатив пану так называемого дудка (dudek); если крестьянин женил сына или отдавал дочь, прежде должен был заплатить поемщизну. Жид обыкновенно требовал с хлопа еще больше того, сколько было назначено: и если крестьянин не мог заплатить, то дитя оставалось некрещеным несколько лет, нередко и умирало без таинства, а молодые люди вынуждены были сходиться между собой без венчанья. Кроме того, имущество, жизнь крестьянина, честь и жизнь жены и детей находились в безотчетном распоряжении жида-арендатора. Жид, принимая в аренду имение, получал от владельца право судить крестьян, брать с них денежные пени и казнить смертью» (с.33-34).

 

Описывая жестокую народную расправу над евреями времен Хмельниччины, Костомаров отмечал: «Такое зверство над иудеями не было следствием одного фанатизма; перед восстанием русского народа иудеи, будучи арендаторами и управителями панских имений, довели народ до ожесточения своими злоупотреблениями, тиранством и более всего, поруганием над православными церквами, находившимися в их распоряжении» (с.166).

О всевластии еврейства на Украине во время, предшествовавшее восстанию Хмельницкого, и об угнетении еврейством православного населения можно прочитать и в книге Яворницкого, который писал: «Всегдашними пособниками у панов в деле угнетения крестьян были жиды. Ни в какой стране в средние века еврейство не достигло таких материальных и нравственных успехов, как в польско-литовской республике, и нигде не достигало оно в означенное время такой силы, как именно в этом государстве» (с.365).

«Причиной могущества жидов в польско-литовском государстве были частью мягкость славянской натуры, частью продажность административных лиц польско-литовского правительства, а частью косность, лень и мотовство польских и ополяченных русских панов, отказывавшихся лично от управления своими имениями, предававшихся вечно пирам и разгулам, безрассудно бросавших везде деньгами и оттого вечно нуждавшихся в кредите, а через кредит постоянно находившихся в руках у ростовщиков и арендаторов евреев. «Паны и шляхта охотно отдавали еврею свои имения в аренду, ибо никто более его не вносил им арендной платы, никто не обеспечивал им больших доходов и не избавлял их так от всяких хлопот по управлению и хозяйству. Таким образом еврей в одно и то же время удовлетворял жадности и лености польского пана. Впоследствии привычка пользоваться услугами ловкого сметливого еврея внедрилась до такой степени, что польский пан без еврея-арендатора или без еврея фактора сделался немыслимым. А панам в этом случае стала подражать и вся имущая шляхта» (с.367).

«Прежде всего евреи оказались чуть ли не повсеместно мытниками, сборщиками податей и арендаторами. Вместе с этим евреи сделались монополистами всех мыт, таможен, продавцами серебряных, золотых и драгоценных вещей, владетелями лавок, шинков с горилкою, пивом и медом, хозяевами лучших мест в городах, лучших домов на городских улицах и площадях, хозяевами всех меняльных лавок в городе, представителями денежных операций и взыскателями денежной лихвы. А как велика была еврейская лихва, это видно из того, что, например, выдавая в долг на один год 140 коп денег, евреи получали 280 коп, или, выдавая 540 грошей денег, через год они получали 1080 грошей, т.е. взимали 100% в год <…>.

Опутав со всех сторон самых сильных и самых влиятельных панов, евреи-арендаторы, евреи-торговцы и евреи-ростовщики позволяли себе сплошь и рядом самые беззаконные действия и сплошь и рядом оставались неуловимыми для суда. Те же многочисленные акты, дошедшие до нашего времени, из года в год показывают, какие преступления совершались евреями и как они избавлялись от грозивших им наказаний за преступления.

Евреи крали разное добро у мелких панов и крестьян, скупали краденые вещи, не платили арендной платы мелким землевладельцам, давали ложные показания в делах заведомо беззаконных и заведомо преступных, взимали с народа больше положенного подати и тут же приносили ложную присягу в правильности и законности сборов, нападали на различные имения, избивали и даже вовсе убивали не только крестьян, панских слуг и гайдуков, но даже управителей имениями и самих владельцев и тут же грабили имущества и отнимали различные вещи; кроме всего этого нередко удерживали за собой заложенное добро и целые имения, несмотря на получение за них долгов от владельцев. <…> Для доказательства своей невиновности в совершенных злодеяниях евреи, по обыкновению, находили целую араву соплеменников, которые приносили присягу и клялись в полной непричастности к разбоям и хищениям обвиняемых» (с.368-369).

«Этот злой народ, — писал современник, — сидит на арендах в городах и селах; у них монополия: никаких потребных вещей нельзя достать помимо жида» (с.370).

«Такова была картина бедствий, происходивших от еврейского нашествия в польско-литовском королевстве. <…> Жидовский гнет на Украине сказался как на материальных, так и на духовных потребностях южнорусского православного населения. Он начался уже <…> после унии 1386 года, но особенно усилился с 1625 года, когда казаки были побиты поляками, принуждены заключить с ними договор в Курукове и дать обязательство на отбывание всякого рода повинностей в пользу панов с их неизбежными арендаторами-жидами. Тогда жиды, «как алчная саранча, как едкая моль», начали целыми десятками тысяч сползаться на Украину и захватывать все и всех в свои цепкие кащеевские руки. Опутав низкою лестью и рабскими поклонствами панов, жиды начали захватывать в свои руки громаднейшие панские майораты на Украйне, стягивать в свои бездонные карманы все богатства страны и вместе с тем страшно давить и угнетать все то, что носило имя русского на Украйне» (с.371).

«…Жиды не только накладывали свои «лабеты» на материальные, но и на духовные потребности крестьян. Жид требовал плату с православного за дозволение совершать богослужение в церкви, взимая от 1 до 5 талеров; жид брал за дозволение обряда крещения над новорожденным ребенком православного вероисповедания, от 1 до 5 злотых; жид получал плату и в то время, если крестьянин женил своего сына или выдавал свою дочь замуж; жида нельзя было обойти и в том несчастном случае, когда у крестьянина умирал кто-нибудь из его близких родных, потому что ключи церковные всегда находились у того же жида и веревки от колоколов составляли собственность жида-арендатора церкви. Вообще, для совершения какой бы то ни было требы  по обряду православия крестьянин должен был сперва идти в жидовскую корчму, торговаться там с жидом за дозволение совершить богослужение и тут же выслушивать самые возмутительные насмешки и ругательства над православием. Крестьянин не смел даже приготовить себе паску к празднику светлого Христова Воскресения: для этой цели жид предлагал крестьянину кулич собственного, жидовского, печения. И крестьянин принужден был повиноваться, ибо жид, продав кулич или паску крестьянину, делал на ней особый значок мелом и во время освящения куличей в церковной ограде зорко следил за тем, чтобы ни у кого не было куличей, испеченных самолично, в противном случае жид брал с виновного тройную против назначенной плату.

Так грабили несчастных людей православно-русской веры поляки и их неизбежные пособники, жиды» (с.372).

 

Куда же девалась вся масса крестьянских податей, собиравшихся панами и их арендаторами-жидами ?

Костомаров пишет: «…В то же время между дворянством Речи Посполитой распространилась чрезмерная роскошь и мотовство, требовавшие огромных издержек. По свидетельству Боплана, обыкновенный обед в польском доме превышал званые столы во Франции. Серебряная и позолоченная посуда, множество кушаний, иноземные вина, в то время дорогие, музыка при столе и толпы служителей составляли условие тогдашнего обеда. Такая же расточительность господствовала в одежде. Бережливость считалась постыдной». Костомаров приводит в своей книге свидетельство современника, писавшего: «В прежние времена короли хаживали в бараньих тулупах, а теперь кучер покрывает себе тулуп красной материей, чтобы отличаться от простолюдина. Прежде, бывало, шляхтич ездил на простом возе, а теперь катит шестерней в коляске, обитой шелковой тканью с серебряными украшениями. Прежде, бывало, пили доброе домашнее пиво, а теперь не то, что погреба – конюшни пропахли венгерским. <…> От сенатора до ремесленника, все пропивают свое состояние, потом входят в неоплатные долги. Никто не хочет жить трудом, всяк норовит захватить чужое; легко достается оно, легко и спускается; всяк только о том думает, чтобы покутить с размахом. Заработки убогих людей, содранные с их слезами, иногда со шкурой, истребляют они как гарпии или саранча: одна особа съедает в один день столько, сколько множество бедняков зарабатывают в долгое время, все идет в дырявый мешок – брюхо. Смеются над поляками, что у них пух верно имеет такое свойство, что на нем могут спать спокойно, не мучаясь совестью». Паны, — пишет Костомаров, — содержали при дворах своих толпы шляхтичей, которые существовали за счет господ и вовсе ничего не делали. Точно так же и знатная панна окружала себя толпой шляхтянок. Таких дармоедов в ином доме было по несколько тысяч. Все это падало на крестьянский класс» (с.32-33).

Об этом же пишет и Яворницкий: «Обладая несметными богатствами, польские паны и жили как богачи: они окружали себя баснословною роскошью, давали чисто сказочные пиры, держали в домах целые полки обоего пола праздной прислуги, устраивали бесконечные банкеты, всякого рода оргии, зазывали к себе по десяткам тысяч гостей, раздавая им дорогие подарки и рассыпая перед ними без счету деньги; в домах этих вельмож блистало золото, драгоценные камни, хрусталь и серебро; на панах были самые причудливые, самые дорогие и изысканные костюмы, и ко всему этому полнейшее пренебрежение: дорогая посуда часто вдребезги разбивалась во время пира, а рукавами богато-роскошных панских кунтушей вытирались тарелки. Примеру поляков подражали и русские паны. Они наперерыв старались заводить у себя и такие же изысканные пиры, и такую же неслыханную роскошь, и в таких же размерах попойки, усваивая при этом польские нравы, веру, обычаи, вообще весь польский образ жизни и даже самую польскую речь. Таким образом  <…> южнорусские дворяне достаточно ополячивались, видоизменившись как с внешней, так и с внутренней стороны <…>.

От всего этого страна обедняла, промыслы пали, производство уменьшилось, каменные здания превратились в руины, между простонародьем распространилась крайняя бедность и страшная одичалость…» (с.374-375).

 

Все, что произошло дальше – во многом явилось следствием перерождения высшего русского класса, который, постепенно ополячиваясь и окатоличиваясь, становился чуждым собственному народу и переходил на сторону его гнобителей. Из-за этого простой народ, безбожно угнетаемый, доведенный до отчаянного положения и оставленный на произвол судьбы высшим своим сословием – вынужден был защищать себя единственным ему доступным способом – что и предопределило последующий кровавый характер народного сопротивления.

Костомаров о русском дворянстве писал: «Оно принимало польский образ жизни, усваивало польские нравы и польскую речь, начинавшую мало-помалу заменять русскую. Вместе с тем паны русские стали жить роскошнее; нужды их усложнились и требовали усиления доходов, и через то положение холопов стало тягостнее, а между тем им было большое искушение – возможность убегать от панов, и они убегали в казачество» (с.25).

 

Взаимное бесчеловечное отношение, проявленное сторонами конфликта и дошедшее в разгар вооруженного противостояния до исступленной жестокости – появилось не вдруг, оно копилось давно, на протяжении многих лет.

Для шляхты православные были «неправильными» христианами, жалкими «схизматиками», — которые не заслуживают иной участи, кроме рабского труда и в отношении которых все позволено… Из-за этого простой народ был доведен до такого положения, что ему ничего другого не оставалось, как бросать свое хозяйство и бежать в степь, избирая воровской промысел и увеличивая собою число казачества.

Что же касается еврейства, то этот древний народ, — живущий своей обособленной внутренней жизнью, не признавший и погубивший в свое время Христа, — был глубоко безразличен к страданиям православных христиан. Пользуясь открывшейся возможностью, евреи не упускали наживаться на чужом горе, выказывая при этом презрение к христианскому народу и его святыням.

Все это привело к тому, что простой православный народ, терпящий над собой угнетение, бесчинства и поругание своей веры, – когда наступил час расплаты, — не только не считал себя обязанным соблюдать по отношению к ненавистным гнобителям христианские заповеди, но дошел в своей мести до немыслимого озверения.

Польская шляхта и евреи-арендаторы – заслужили то Возмездие, которое впоследствии на них обрушилось. Орудием этого Возмездия стало казачество…

Об отношении казачества к мучителям русского народа Яворницкий писал: «Жид, лях та собака – вира одынака», — говорили казаки в своем ожесточении против гонителей православной веры и русской народности и тем самым определяли свои чувства и отношения к ним: резать, вешать, казнить и всячески истреблять ляхов и неразлучных с ними жидов <…>» (с.375).

 

 

3

Ответим теперь на вопрос: является ли сегодня для нас хоть сколько-нибудь поучительным то, о чем в своей книге писал Костомаров? Более того, не следует ли нам воспринимать написанное Костомаровым как своего рода предупреждение о могущих на нас обрушиться бедах?

Или, все о чем повествуется в книге Костомарова, принадлежит уже истории и к нам отношения не имеет?

 

Не находим ли мы и в нашей нынешней жизни слишком много похожего на эпоху, предшествующую восстанию Хмельницкого?

 

Во-первых, нельзя не обратить внимания на все более углубляющееся экономическое расслоение нашего народа. Вчера еще бывшее в материальном отношении сравнительно однородным, — наше общество стремительно раскалывается на чуждые два «народа» – быт, запросы и понятия которых настолько различны, что представители этих «народов» все меньше понимают друг друга, — так будто являются обитателями разных планет.

И это притом, что наш народ все еще остается под прикрытием некоторых социальных «гарантий», оставшихся от прежних, коммунистических, времен и тающих с каждым днем.

Что же станет тогда, когда будет запущен процесс «купли и продажи земли», которая, скорее всего, незамедлительно «уплывет» от нынешних своих владельцев в немногие алчные руки –  и сделает одних еще богаче, чем прежде, других же – лишит даже тех мизерных средств существования, которыми они обладали раньше?

 

Не является ли общим для нашего и предшествовавшего Хмельниччине времени, массированное наступление на сознание нашего народа, настойчивые попытки изменить язык и культуру Южной Руси (Украины); в том числе и попытки навязать ее народу отвергнутую многократно – и притом кровопролитным образом – унию, — тем самым пытаясь «отменить» более чем тысячелетний исторический путь народа.

Сегодня эти попытки осуществляются идеологами, политиками и литераторами из Галиции, представляющей собой – как прежде Польша – форпост католического Запада. Несмотря на то, что Галиция в нынешнем населении Украины составляет едва ли не десятую часть – эти идеологи с маниакальной настойчивостью пытаются переиначить на свой лад сознание наших людей.

Как и их предшественники, в своей антирусской, антиправославной политике, они прибегают ко всякого рода иезуитским методам, делают ставку на хитрость, обман и лукавство.

Еще в начале ХХ-го века они изготовили для малороссов отдельную от русской – украинскую – словесность, с единственной целью культурно оторвать Южную Русь от остального русского мира. Им удалось подсунуть это свое изобретение безбожному, бездушному и безмозглому коммунистическому режиму, который на протяжении долгих семи десятилетий своего правления насаждал эту словесность в Южной Руси, — и в конце концов приучил таки народ этой исконной русской земли к тому, что он вовсе не русский народ, а «окрэмый» — украинский…

Контролируя в наши дни в отторгнутой от остальной Руси Украине сферу образования, — галицкие идеологи искореняют остатки русского образования на этой древнейшей русской земле. Это они добились того, что сегодня школьникам на Украине остаются неведомы достижения великой русской культуры, в создание которой значительный вклад внесли и выходцы из Южной Руси (Украины). Это по их милости – для сегодняшних учащихся – Гоголь – родившийся на Полтавщине и посвятивший родной Малороссии значительную часть творчества – «иностранный» писатель, произведения которого этим учащимся приходится изучать на уроках зарубежной литературы и в переводах на украинский язык. Это благодаря их многолетним стараниям – в школах Южной Руси – края, откуда берет начало русская государственность, где в свое время был зажжен свет русской веры и в центре которого стоит Киев, «мать городов русских» – преподают антирусскую историю.

Сегодня предметом усиленных их забот является православие. Они снова стремятся навязать населению Украины вместо православия –  или унию, или автокефалию, или «киевский патриархат», — являющиеся более или менее явными формами постепенного перехода в католичество. Теперь – как и четыреста лет назад – они, пользуясь сегодняшним, доставшимся в наследство от коммунистических лет, невежеством населения, пытаются в захваченных православных храмах незаметно подменить древнее православное богослужение – своими самостийническими обрядами, — с единственной целью – добиться гибельного раскола и уничтожения русского православия и нашей цивилизации вообще. Внешне такая подмена кажется порой незаметной – разве что язык богослужения — торжественный и величественный церковнославянский язык – язык святых первоучителей славянских Кирилла и Мефодия – заменен «українською мовою». И многим, по их невежеству, это кажется даже удобным: слушать богослужение на том самом языке, на котором сегодня на Украине рассказывают новости по телевизору…

При этом теперь ненавистники православия уже не настаивают, как раньше, на непременном подчинении православных римскому папе. То множество сект – чаще всего протестантских, — заполонивших в наши дни Украину – свидетельствует о том, что главной целью является разрушение православия, — а методы и пути для этого используются любые, в зависимости от обстоятельств.

(Упомянутые идеологи не устают навязывать нашему народу «европейский выбор» — и если нынешней осенью их президентским надеждам суждено будет сбыться – за нашу «переделку» возьмутся тогда с новой силой, чтобы подготовить нас для дальнейшего продвижения «в Европу». В Европе же – нами скорее всего «займутся» поляки, которые там слывут «специалистами по Украине» — так что у нас может вполне еще появиться возможность снова начать «совместную жизнь» в обществе старых знакомых…)

 

Говоря о чертах, сближающих наше время с эпохой, предшествующей восстанию Хмельницкого – нельзя не упомянуть и о массовой продажности нашей «элиты», которая во времена Речи Посполитой вместо того, чтобы стать защитницей своего народа, предпочла наравне с поляками и арендаторами-евреями участвовать в его угнетении. Вспомним, кстати, что один из самых жестоких гонителей русского народа, одиозный Иеремия Вишневецкий – был по происхождению русским, а предки его были защитниками православия.

Если во времена Речи Посполитой эта «элита» ополячивалась и окатоличивалась, то в наши дни она массово переходит в «украинство», с готовностью выполняя начертанную Западом «культурную программу» — целью которой является отчуждение и отторжение от Русской цивилизации – Южной Руси (Украины).

Сегодня представители нашей «элиты», облачившись в угодное Западу «украинство», поголовно являются носителями будто бы демократического европейского сознания с его неизменным, на протяжении столетий, расистским отношением к славянству и православию.

Нынешняя «элита», как и «элита» прежняя, оставила на произвол судьбы свой народ, и угнетает его почище иноземных поработителей.

 

Что же касается «потомков арендаторов» — то, несмотря на значительное уменьшение их численности – из-за массового отъезда на «землю обетованную» — без них, как и прежде не обходятся все самые дерзкие, самые радикальные, самые бессовестные «проекты» нашего времени…

Именно они сегодня в первых рядах тех, кто постепенно прибирает к рукам «флагманы советской промышленности» — за создание которых нашему народу пришлось в свое время заплатить слишком большую цену.

Именно в их руках оказалась в наши дни внушительная доля средств массовой информации – методично обрабатывающих сознание нашего народа и ни на день не прекращающих глумление над теми духовными ценностями и святынями, на которые наш народ мог бы еще опереться, для того чтобы выбраться из той пропасти, в которой он оказался…

Трудно поверить в то, что еврейский народ, с его великой и древней культурой может всерьез относиться к жалкому культурному строительству «украинства»; притом, что самому еврейству многократно приходилось страдать от тех, кто воплощал идеологию «украинства» на практике – вспомним хотя бы петлюровские еврейские погромы времен гражданской войны или «подвиги» самостийнических пособников нацистов, поголовно уничтожавших еврейство в годы ІІ Мировой войны. Учитывая эти обстоятельства – не слишком ли много евреев видим мы в наши дни среди тех, кто активнейшим образом включился в осуществление насильственной украинизации – призванной культурно расколоть Южную и Северную Русь?..

А некоторые из них, прикинувшись зачем-то украинскими националистами и спрятавшись под смачными украинскими псевдонимами – вещают сегодня на волнах украинской редакции американского радио «Свобода»: агитируют доверчивых «українців» против православия, против Москвы; с завидным профессионализмом сеют вражду между частями нашей расколотой родины…

 

Впрочем, вряд ли следует возлагать на чьи-то посторонние козни основную долю вины за то, что ситуация на Украине стремительно скатывается к воцарению того «порядка», который стал в свое время причиной кровавого народного восстания под руководством Хмельницкого. Не правильнее ли было бы в первую очередь обратить внимание на духовное состояние самого нашего народа? Не приближает ли время своих и всеобщих несчастий и сам наш народ, когда, в отличие от своих предков, в массе своей, пассивно воспринимает нынешнее массированное наступление на основополагающие для нашей цивилизации духовные ценности, — порождая тем самым соблазны у тех, кто намерился его переделать и провоцируя их на доведение ситуации до той роковой черты, из которой возможен только кровавый выход? А ведь сопротивляться упомянутому наступлению все равно, рано или поздно, придется. Иначе, лишившись нашей веры, наших святынь, лишившись созданного на протяжении тысячелетней истории нашего духовного и культурного достояния – мы, как цивилизация, станем нежизнеспособны, — на чем тогда мы будем воспитывать наших детей и на какой опыт станем опираться в будущем? Без опоры на наши духовные ценности нам неизбежно придется раствориться в истории, став материалом для чужой исторической жизни.

А между тем, будущее народа Южной Руси не может не вызывать тревогу, — если вспомнить, что совсем еще недавно, в начале ХХ-го века, этот изначально русский народ без особого сопротивления позволил переименовать себя в «український», — что дало возможность в дальнейшем «заинтересованным силам» постепенно лишить его русского образования и доступа к русской культуре, а затем — объявить «иностранным» и сам русский язык.

Вспомним и то, что народ наш, уже в конце ХХ-го века, снова не стал противиться, когда разрывали на части наше Отечество (и вся его нынешняя «ностальгия» по утраченному единству связана, по большей части, с тем, что вместе с утратой единой державы, мы утратили и былое материальное благополучие).

В этой связи весьма показательно, что сегодня для основной массы нашего народа пределом мечтаний является «выучить» и «вывести в люди» своих детей – при совершенном безразличии к тому, чему выучить и в какие «люди» вывести…

Вспомним и то, что, по духовному своему складу, от проклинаемых сегодня олигархов, и грабителей народного достояния, нынешний «пэрэсичный украйинэць», по сути, тем только и отличается, что ему в свое время, не удалось так ловко разбогатеть…

Упования и устремления основной массы наших людей сегодня точно такие же, как и у «потомков арендаторов» — хотя, по природным своим качествам, народ наш менее подготовлен для того, чтобы добиться воплощения этих своих устремлений – и чаще всего может служить лишь средством для представителей «избранного народа» в достижении их целей.

Ко всему прочему, народ наш сегодня падок как никогда на всевозможные соблазны – посредством торговли которыми обогащаются и делаются всесильными будущие его гонители…

Прогрессирующая деградация нашего народа – залог наших будущих бедствий. Ведь когда дело дойдет до «купли-продажи» земли – то не согласится ли наш развращенный коммунистической эпохой сельский житель, – не знающий настоящую цену земли (и в первую очередь – нравственную ее цену), – продать ее при первой же возможности за стоимость, которая на фоне нынешней его нищеты может ему показаться заманчивой, и которая – при его безалаберной жизни и при порожденных такой жизнью наклонностях и привычках – грозит очень скоро испариться, оставив его ни с чем.

Так что история может вполне повториться – причем с теми же почти «действующими лицами».

Ведь наши «новые магнаты», — к которым нынешние их богатства «приплыли» вовсе не благодаря их талантам или усилиям, – захотят ли они и сумеют ли они хозяйствовать сами? Или снова, как и в эпоху Речи Посполитой – им потребуются услуги новых «арендаторов»?

Что же касается потенциальных «арендаторов» – то при всех их теперешних «подвигах» и при всем их влиянии – их число может многократно увеличиться, если Израилю, куда они теперь перебрались, придется туго (вследствие объединения и радикализации исламского мира, — вызванной вмешательством в регион США, нарушивших ради наживы его стабильность). «Бывший наш народ», — который, кстати, в нынешнем Израиле, на фоне «коренных израильтян», вынужден пребывать на вторых ролях – вполне еще может посчитать для себя более выгодным возвратиться на «родину».

Так что можно вполне ожидать, – если только возникнут подходящие условия, – что в наши пределы снова хлынет масса потенциальных «арендаторов», воспитанных и отшлифованных жесткими и неумолимыми рыночными условиями западного мира с его израильской «спецификой» — и набросится на инфантильный, доверчивый и опустившийся наш народ, не знающий что ему делать с доставшимся ему клочком земли – в условиях ее «купли-продажи»…

Деморализованная, развращенная и лишенная ориентиров Украина – вполне еще может стать всемирным заповедником для еврейства.

 

Впрочем, все эти предостережения и страхи многим могут показаться надуманными. Скажут, что повторение прошлого сейчас невозможно. Да и откуда, в конце концов, возьмутся сегодня запорожские казаки, поднявшие кровавую войну против угнетателей?

Однако, дело ведь не в казаках – то есть не в наличии в обществе прослойки населения с непременно таким же названием. Дело в установившимся «порядке вещей», — методично порождающем в наши дни огромную и все увеличивающуюся массу униженного, оскорбленного, ограбленного и обездоленного народа, которому нечего терять. Дело в нынешней ситуации, доведшей народ до положения, когда легче воровать, чем зарабатывать…

Что же касается роли Хмельницкого – то ее вполне по силам сыграть любому обделенному или обиженному олигарху, способному оплатить «ограниченный контингент» наемного войска (к примеру — из уголовников). Или – какому-нибудь военачальнику, имеющему в подчинении пусть даже ничтожную часть армии бывшей сверхдержавы, на содержание которой сегодня нет денег (зато имеется предостаточно, оставшегося от той же сверхдержавы оружия…).

Учитывая же общий безбожный фон нашей эпохи – плоды нарастающих противоречий могут быть еще страшнее, чем во времена Хмельниччины…

 

Поэтому те, кто вынашивают сегодня намерения разделить и уничтожить православный народ и погубить его веру, – и авторы этих намерений, и те кто являются их исполнителями или пособниками в исполнении, и даже те, кто своим попустительством способствуют воплощению таких планов – все они снова могут накликать на себя Возмездие, подобное тому, какое во времена Хмельниччины обрушилось на гонителей православия…

(2004)

________________________________________________

[1] Написано в первой половине 2004-го года.

[2] Костомаров Н.И. «Богдан Хмельницкий», Киев,  издательство «Варта», 2004 г.

1 Яворницький Д.І. “Історія запорозьких козаків”, у трьох томах, т.1, Київ, видавництво “Наукова думка”, 1990 рік.